Евгения Батурина - Выход А [litres]

К дедушке, значит, привезла. Уж никак не к девушке, девушку даже спрашивать не будут. Знай свое место, рыжая Антонина.

От того, как она разговаривала, от холода этого и неуместной безапелляционности мне вдруг стало смешно. Сдулась твоя харизма, дорогая Лейсан. Вместо Доброй Надежды я получила Злую Лею. Включайте обратно свет, к черту экономию.

Горан ничего этого не заметил, продолжал обожать невестку – да и как ее не любить, такую милую. Впрочем, и мне он подвинул стул, и начал наливать чай, но я остановила его жестом:

– Спасибо, Горан, вы тут пообщайтесь, а я пойду. Очень устала, завтра вставать.

Прибежала Таня с коалкой Жорой, сказала, что водила его мыть лапы. Кузя шумно обрадовался обоим. Мы договорились, что они пока поиграют, а потом перетащим в Кузину комнату легкое раскладное кресло для Тани, и я ей постелю.

Лейсан неотрывно наблюдала за нашим диалогом, с дочери глаз не сводила.

«Нам нужно уехать», значит. Нам. Что ж, видимо, Гоша подумал и выбрал. Только струсил и решил мне лично не сообщать, отправил курьера, да какого! Плохо на него действует друг Лейсан.

Я побрела к себе. По дороге вспомнила о фотографиях, которые мама просила завтра привезти, зашла за ними, выдвинула коробку из-под кровати. Ничего себе коробка, целый ящик. Я с трудом допинала ее до своей комнаты.

Села на пол и, конечно, решила немножко поразглядывать снимки.

Там была вся наша жизнь. Бабушкина, мамина, моя. Фотографии лежали неровными горками и не по порядку. Одни в старых шуршащих пакетах, другие просто так, россыпью. Маленькая бабушка в белой панамке и странно огромных трусах, тут же – маленькая я в спущенных колготках. Держусь за спинку стула, позирую как умею. Маленькая мама в пеленке на руках у испуганного дяди Вити – ему только что привезли сестренку, хотя он этого не просил. И снова я, в других колготках, но с тем же стулом. До школы бабушка каждый год водила меня в белогорское фотоателье, и интерьеры его были однообразны, зато, если разложить все семь фотографий одну за другой, как пасьянс, получится мультик «Детство Антонины». Я листала дальше. Бабушкина свадьба – у всех очень напряженные лица, дедушка Андрей не смотрит в кадр. Много общих снимков из каких-то поездок – Волгоград, Гагры, Кижи, все стоят полукругом, бабушка неузнаваемая, с высокой прической, и все равно ниже всех ростом. Мама с подружкой детства, Антониной Беленькой, – их семья потом эмигрировала в Штаты, и оттуда приходили письма в красивых конвертах с красно-синим плетением. Антонина теперь мать-героиня, трое своих и четверо приемных, самых разных цветов и размеров дети, все как на подбор красавцы. Она хотела приехать на мамину свадьбу, но не справилась со сложной семейной логистикой. Мы общаемся в фейсбуке, она зовет меня тезкой, хотя сама давно уже не Антонина, а Tonya. Tonya White Shepherd.

Как хороши старые фотографии, какими смешными и красивыми кажутся на них люди. И первоклассница мама: бант вылезает за овальное серое поле, под фартуком старательная надпись от руки «Е. Яворская», типа дизайн. И бабушка с теннисной ракеткой: в жизни в теннис не играла. И я на выпускном: короткое серое платье, сверху какая-то сетка, губы обведены коричневым карандашом и покрашены кирпичной помадой, бойфренду Денису Давыдову (безразмерный зеленый пиджак) очень нравится. И дядя Витя, которому прилепить бы челку – и получится Илюха. И мы с Кузей на его первой самостоятельной прогулке – он бежит, раскинув руки, а я за ним, расставив свои для страховки. И странно худой Вениамин прячет сигарету. И снова бабушка, уже такая, какой я ее помню, со мной и старшими дяди-Витиными детьми, гордая и счастливая, обнимает меня и трясет погремушкой, отчего в кадре размытое розовое пятно. Как же не хватает мне этого чувства бабушки. Полжизни без нее. Целый двадцать первый век. Илюха ее даже не застал, эх.

Ладно, смотрим дальше. Вот мама. Незнакомые черно-белые фотографии, студенческие, из Питера, точнее, Ленинграда. Много подружек, все, кроме нее, в очках – явно для солидности. Выкусите, хипстеры, все придумано до вас.

А здесь она очень торжественная, с дипломом в руках и высоким мужчиной рядом. Наверное, ее научный руководитель, профессор. Мама воздушная, тонюсенькая и серьезная. Куда взрослее на вид, чем студентка с выбритым виском, хотя они ровесницы – на фотографиях из прошлого люди не только красивее, но и старше. Профессор приобнял ее за талию и улыбается немного покровительственно. Человек, впрочем, симпатичный, кудрявый, с ямочкой на подбородке.

И даже на черно-белой фотографии видно, какой он рыжий.

Случалось ли вам просыпаться в доме, где все вас подвели или предали?

И так рано, что вы толком не можете на это отреагировать, потому что плохо соображаете по утрам?

Заехать за мной должна была сестра Ж. Ее пригласили на свадьбу мамы и Владимира Леонидовича – так же, как Геннадия Козлюка и его жену Ларису. Мама, видимо, решила сорвать банк и закрыть все белогорские гештальты разом. Никто не возражал – Геннадий радостно принял приглашение и купил себе новую рубашку, а маме с новым мужем – аэрогриль.

Жозефина взяла на работе два отгула. Один – чтобы отвезти меня в четверг в Белогорск, заехав по дороге мне за платьем, другой – чтобы посетить, собственно, торжество в пятницу. В субботу мне должно было исполниться тридцать лет, если кто забыл, но планов я по понятным причинам не строила. Дожить бы.

Сестра Ж. явилась в девять утра. Но разбудили меня еще раньше.

Во-первых, пришел Кузя и сказал, что Таня плачет и горячая. Я побежала в его комнату с градусником, в кресле обнаружила совершенно несчастную обессиленную Таню с красным от жара лицом и прозрачными дорожками на щеках. Температура 38,9. Не то, что ты хочешь увидеть на шкале термометра, если тебе надо ехать в Белогорск.

Во-вторых, мне позвонила Марина Подоляк из группы «Поддоны БУ!» и спросила, купить ли булочек к завтраку. И тут я поняла, что она имеет в виду вовсе не синхронный завтрак по скайпу в рамках телемоста «Ялта – Москва» – они с мужем Сергеем собирались прилететь 18 февраля и записывать в Гошиной квартире демки. О чем я напрочь забыла, потому что занялась расставаниями с искомым Гошей, маминой свадьбой и поисками настоящего рыжего отца. Что же, их двое, а не одиннадцать, и это уже хорошие новости.

В-третьих, когда в кухню пришел Горан, стало ясно, что на свадьбу он не едет. У него тоже был жар и такая слабость, что чайник выпал из его рук, а вода залила стол.

В-четвертых, Илюха, который приехал, чтобы вместе со мной, Кузей, Таней, Гораном и сестрой Ж. отправиться в Белогорск приветствовать чету Наташиных, включил самый вредный режим подростка и заявил, что ненавидит свадьбы, и раз уж у половины присутствующих грипп, он готов присоединиться к этой, безусловно лучшей, половине.