Роман Зинзер - Марк, выходи!

– Папу – Маргарита, а маму – Саркис? – Наталья Михайловна улыбнулась. Она просто шутила.

– Наоборот, – ответил Арсен, поднял глаза и тоже улыбнулся.

Выбежал Диман и тайно сунул мне в руку перочинный нож. Наталья Михайловна в это время подошла к Арсену поближе и посмотрела на его ссадины на лице.

– Упал или подрался? Тебе бы по-хорошему пару швов наложить, а то шрам будет, – сказала она.

– Заживет.

– Ну смотри, казак. Пошли, пацаны, – сказала она Саньку и Диману.

Те издали грустный вой, но двинулись за Натальей Михайловной.

– Я к вам загляну вечером, если возможно, – Наталья Михайловна сказала Арсену.

– Родители уехали. Завтра вернутся, – ответил Арсен.

– Одного тебя оставили? Ну заходи тогда вечером к нам. У моих вон приставка есть, – она кивнула на Санька с Диманом, которые уже успели затеять какую-то игру. – И ты, Марк, приходи.

– Спасибо, Наталья Михайловна, – ответил я.

Мама у Санька с Диманом была очень добрая и хорошая. Она сама звала пацанов к себе в гости, и иногда мы резались по очереди в компьютер или в приставку у Струковых. Раз в неделю я точно у них бывал. Наталья Михайловна каждый раз пыталась меня накормить, но я всегда отказывался, ведь если я наемся у Струковых, значит, не буду есть дома, и тогда уже моя мама расстроится. Расстраивать маму я не хотел. Хотя сегодня я ее расстроил: спер деньги. Ну и ладно. Не себе же спер.

Наталья Михайловна работала в детской ортопедической больнице. Да, в той, которая в «Мадриде». Ей было очень близко до работы. Она была хирургом и через день вправляла детям руки и ноги. Каждый раз, когда я что-то растягивал или выворачивал, моя мама вела меня к Наталье Михайловне, и она всегда меня лечила. И хотя ничего серьезного со мной пока не случалось – ни переломов, ни сотрясений, – но раз в год я всегда мучился растяжением голеностопа и дней по пять только и делал, что прыгал на одной ноге. Впрочем, у нас во дворе все пацаны хотя бы раз в год что-то растягивали, а Жирик раз в год всегда что-то ломал.

Когда Струковы ушли, я посмотрел на нож Димана. Это был хороший швейцарский нож, с маленькой пилой, с отверткой и еще с кучей разных прибамбасов. Я давно хотел себе такой же нож, но стоил он рублей триста.

– У отца стащил ведь Диман, – сказал я Арсену и показал нож. – У них самих такого нет. Значит, все что-то у родаков таскают, – добавил я больше для себя.

– Надо будет вернуть, – ответил Арсен.

– Ясен перец, вернем, – сказал я.

Нож у нас теперь есть. Спички тоже есть. Я взял мешок с карбидом у Арсена, и мы пошли на Урал. Машка с Ленкой куда-то уже сбежали из двора, хотя Арсен продолжал как бы незаметно вертеть головой… Наконец, мы спустились к реке.

Урал очень извилистый. Ну как извилистый… Мне он таким казался, потому что других рек-то я и не видел. Прямо напротив нашей ржавой лестницы был Первый пляж, за ним – Второй. Если пойти еще дальше, то там будет Галечный пляж. Я на нем никогда не был, но его хорошо было видно с Первого и Второго пляжей.

Первый пляж был прямо напротив спуска к Уралу. Песка на этом пляже не было, только грязь и глина, но Первый наши пацаны и я любили больше Второго. Река возле него была глубокая, и можно было смачно понырять. И как раз рядом находился наш любимый обрыв. Взрослых на Первом пляже почти никогда не было. Загорать там было неудобно, а чтобы искупаться, надо было уметь плавать, ведь дно сразу уходило на глубину.

Второй пляж был с песком, плоский и мелкий. Как раз для взрослых – пацаны туда не заходили. Там никто не жег костров, не жарил шашлык, там было чище, чем на Первом пляже, и все только и делали, что лежали и загорали. Мы с Арсеном прошли и Первый, и Второй пляжи мимо. Нам надо было на Галечный.

Идти до Галечного пляжа километра два. Идти очень удобно. Вдоль всего берега идет детская железная дорога, которая летом развозит малышей по лагерям. Да, «лагерников» у нас доставляют на поезде, я сам так ездил однажды. Ты приходишь с чемоданом и родаками на станцию, которая была рядом с Первым пляжем, садишься в красно-синий узкий поезд и едешь полчаса до детских лагерей. Они начинались уже после Галечного пляжа: «Дубки», «Янтарь», еще какие-то названия, которых я и не помню. Я два года назад ездил в «Дубки». Мне не понравилось. Лагерь – параша: пацаны там все какие-то тупые, девчонки общаются только между собой. Да и еда была так себе. Каждый день картошка с тухлой котлетой. Больше в лагерь я не поеду. Вот только на поезде ездить туда и обратно было круто.

Мы пошли прямо по рельсам. У нас все так ходят. Нет, можно идти и сбоку от рельсов, там есть тропинка, но так неинтересно. Поезда я не боюсь. Он ходит медленно и всегда гудит. Надо просто отойти в кусты, подождать, пока он «прочухает», и топать по шпалам дальше. Вдали как раз раздался гудок. Значит, поезд будет тут через пару минут.

– Монетка есть? – спросил я Арсена.

Он похлопал себя по карманам.

– Нет.

– У меня есть. От спичек сдача, – сказал я и вытащил две монеты по десять копеек. – Сейчас расплющим.

Уже чувствовалось под ногами, как дрожит земля. Поезд близко. Я отдал одну из монет Арсену и сказал, чтобы он положил ее на рельс.

– Будет плоская. На память оставишь, – добавил я и тоже положил монету.

Мы отошли с путей в кусты. Когда поезд проехал, одна монета была на месте, а другая куда-то слетела. Видимо, не по центру лежала. Такое бывает. Я взял расплющенную монету и отдал ее Арсену.

– Бери. Символ нашего похода. У меня таких уже полно, – сказал я.

Мы пошли дальше. Второй пляж кончился. Дальше я никогда не ходил. Только ездил на поезде. Мы сорвали с Арсеном по кленовой ветке, очистили их от листьев и стали рубить ими кусты, которые торчали вдоль дороги. Очень скоро началось поле сухого цикория.

Наверное, это был не цикорий, но все у нас во дворе называли эти длинные сухие стебли цикорием. Рубанешь такой стебель один раз палкой – он и отвалится с треском. Цикорий рубить очень здорово.

– Как будто скелеты, – сказал Арсен.

– Точно, скелеты, – ответил я. – Давай их всех порубим. Представим, что это скелеты и они на нас нападают.

Мы полезли в цикорий. Я срубил пару скелетов и стал наблюдать за Арсеном. Я, оказывается, зря считал его тормозом. Палкой махать он умел, как настоящий пацан с нашего двора. Просто Арсен говорил медленно, а воевал хорошо. Если так все пойдет, то, может, они с Костиком помирятся, и его тоже возьмут на войну с «Мадридом». Хорошая подмога будет.

– А я представляю, что это ваши пацаны старшие и я их сейчас разнесу, – сказал Арсен, когда увидел, что я на него смотрю.

Я расстроился: долго они еще не помирятся.

Мы вломились в цикорий как настоящие самураи и минут за десять изрубили всю поляну. От цикория остались торчать только тонкие пеньки его стеблей.