Артур Каджар - Матани

– Ну ка тихо! – прикрикнула она на нас. – Если мыться не будете, вши скоро заведутся, и что я вашим родителям скажу? А вечером, может быть, бисквит вам испеку.

Дом, выстроенный дедушкой, был каменный и состоял из двух этажей и большого сыроватого подвала, где хранились дрова и припасы еды. На первом этаже была мастерская дедушки, где он плотничал, и большая, тихая и полупустая комната с несколькими сундуками, раскладушкой и диваном. В эту комнату дедушка приносил на зиму ульи, бережно укутав их тряпьем.

Деревянная лестница со второго этажа двумя пролетами спускалась в центр сада, где справа росли три яблони и груша, помидоры, огурцы, фасоль, баклажаны, перец и всякая зелень. По периметру двор был обложен каменной кладкой, вдоль которой росли огромные подсолнухи. Прямо перед лестницей были грядки с картошкой, а слева от нее – еще одна яблоня с самыми вкусными яблоками, которые можно было сорвать прямо с лестницы. За этой яблоней, выстроившись в ряд, стояли предметы гордости дедушки, деревянные разноцветные улья. Место под лестницей было огорожено металлической сеткой и отведено под курятник, и во дворе с раннего утра до захода солнца слышалось кудахтанье беспокойных кур и гудение пчел.

На крыльце первого этажа стояла готовая батарея ведер и бидонов всевозможных размеров, которые бабушка выдавала нам согласно возрасту. Мне полагались два ведра полноценного размера, сестричкам по мере убывания возраста маленькие ведерки и разноцветные эмалированные бидончики.

– Десять раз каждый, – напомнила бабушка, – я буду считать!

Выходя из ворот, мы поворачивали направо, по неровной дорожке огибали дедушкин дом и с опаской проходили мимо забора соседа парикмахера, мрачного пузатого бородача с вечно недобрым взглядом. Далее улочка переходила в широкую дорогу, обсаженную с двух сторон высокими тополями. Дорога заканчивалась возле старой невысокой церкви, сделанной из темного туфа и сильно поросшей мхом в расщелинах между камнями, особенно в нижней части. Тут же был и единственный на все село родник, который бил сильной струей из бронзового наконечника, торчавшего из полуразбитого хачкара. Вода набиралась в большую длинную поилку перед родником, выдолбленную из камня, и вытекала из нее тонким ручейком. Возле поилки почти всегда толпились козы, овцы и коровы вперемешку с курами, гусями и воробьями.

Здесь всегда было оживленно, родник был главным местом встречи для деревенского люда, в основном женского пола. Наполнив ведра и бидоны водой, женщины не торопились расходиться, делясь последними новостями и судача обо всем на свете. Слева и справа от родника, а также у входа в церковь на плоских, нагретых солнцем камнях всегда сидели несколько старушек в платочках.

Очередь за водой была с двух сторон родника и, как правило, продвигалась быстро, так как струя била так мощно, что ведро заполнялось буквально за несколько секунд, и нужно было изловчиться, чтобы не обрызгаться при этом. Плиты перед родником были мокрые и скользкие, несмотря на сильную жару.

На пятом по счету походе за водой, когда я наполнял и отдавал сестричкам их ведерки и бидончики, я увидел в противоположной очереди девочку, явно не деревенскую, одетую по городской моде, в белой кофточке, слишком короткой по деревенским меркам синей юбке и белых колготках. Она весело смеялась и говорила о чем то с другой девочкой, смуглолицей толстушкой в длинном сарафанчике.

Я, перед тем как заполнить свои ведра, пропустил вперед себя женщину с бидоном в одной руке и плачущим младенцем в другой, а затем и смуглую толстушку. В итоге я оказался рядом с длинноногой городской девочкой в белых колготках, и чем больше я на нее смотрел, тем больше она мне нравилась. Она оказалась чуть ли не на голову выше меня, большеглазая, с немного полными щеками и черными вьющимися волосами до плеч. На шее висел небольшой блестящий на солнце медальон.

Незнакомка смело улыбнулась, отчего на щеке появилась ямочка. В этой улыбке и ясном искрящемся взгляде мне почудилось, что она одобряет мою уловку. Никому я так долго не смотрел в глаза, и продолжал бы смотреть, если бы она не рассмеялась:

– Ну, чего ждешь? Твоя очередь.

Я моргнул, попытался что то сказать и жестом показал ей, что уступаю. За моей спиной кто то недовольно заворчал. Девушка еще раз оглядела меня озорным понимающим взглядом и стала наполнять свое пластмассовое ведро.

На обратном пути я чувствовал, что лицо у меня горит, оставшиеся походы к роднику пролетели совершенно незаметно. Каждый раз, огибая церковь, я искал глазами в толпе у родника белую блузку и синюю юбку, но, видимо, в том доме, куда она приехала погостить, сегодня был не банный день.

Ближе к вечеру бабушка начала процедура купания в большом тазу, по очереди, начав с самого маленького ребенка. Перед этим требовалось нагреть воду, для чего приходил хромой деревенский электрик, родственник дедушки. Он что то ковырял в электрощитке, чтобы отключить его, затем дедушка мощным кипятильником грел воду в одном из большущих алюминиевых бидонов, в которых держат мед. Я каждый раз возражал против того, чтобы бабушка меня купала, так считал себя достаточно взрослым, но бабушка не обращала на это внимания.

После купания я отправился в гости к Валерику, который жил двумя домами подальше от нас. Его из Тбилиси привозили обычно на все лето, как и нас. Я считал, что по сравнению с нами его пребывание в деревне было просто королевским. Во первых, он жил один с бабушкой, с которой ему явно повезло, так как он засыпал поздно, спал сколько душе угодно да и вообще делал что хотел. Во вторых, у него всегда водились деньги, и он постоянно покупал что-нибудь вкусное в магазине Пушкина, на зависть нам. И в третьих, у него был переносной кассетный магнитофон. Валерик делился со мной всеми благами, не столько из за дружбы и бескорыстия, а сколько из за того, что я обладал лучшей в мире рогаткой и временами одалживал ее ему на пару часов.

Когда я пришел к Валерику, в магнитофоне играла кассета «Бони Эм», а сам он ложкой ел подсолнечную халву из металлической банки. Я взял себе ложку и помог ему справиться с халвой, потом мы перебрались на жесткую тахту, чтобы, как обычно по вечерам, поиграть в карты.

Валерик, полненький и громогласный, несмотря на то, что был младше меня на год, на все имел готовое мнение и, казалось, был в курсе всего на свете.

Я не удержался и рассказал ему про встречу у родника. Когда я описал обеих девушек, Валерик облизнул ложку и уверенно заявил:

– Знаю, кто такая. Тоже из Тбилиси, Анжела зовут, приезжает сюда каждое лето. А подружку зовут Ася, она местная, деревенская. Был у них дома, мама Аси какой то дальней родственницей моей бабо приходится.