Луис Урреа - Дом падших ангелов

Ее голова уже начала угрожающе поворачиваться, у него оставалось несколько мгновений, чтобы пояснить свою точку зрения.

– Живешь ты где? – напирала Паз. – На Аляске?

– В Сиэтле.

– Ой-ей! Ну ты совсем белый парень. Получил, что хотел. ( Че хотер .) Когда ты в последний раз был в Тихуане? – Поскольку он молчал, она ответила сама: – Вот я так и думала. – Допила чай. – Нечего и надеяться, что ты бывал в Мехико-Сити.

– Иисусе! – воскликнула Мэри Лу. – Otra vez con «Mexico Ceety» [230] Опять она со своим «Мехико-Сиити» (исп.). .

– Ты и твоя мать. Грингос. – В исполнении Паз слово прозвучало почти с таким же омерзением, как «гордос».

Увидев, что вернулся брат, Младший Ангел предпочел путь труса и сбежал. Торопливо подскочил к Старшему Ангелу, положил ладонь ему на плечо и спросил:

– Carnal , кто тот парень, что сцепился с Дядей Джимбо?

– Да это Дейв. Они с Джимбо вечно переругиваются. Семейная традиция. Им нравится.

– Вон оно что.

Satanic Hispanic стащил у Перлы из ванной гель для укладки и поправил себе прическу, вздыбив гребень до самых звезд. Он сидел рядом с Сезаром-Пато, который уминал уже четвертую по счету тарелку всяческой жратвы. Лицо папаши побагровело, щеки раздулись, но он старательно упихивал в себя очередной кусок хлеба с маслом.

– Грммфф, – урчал Пато, жадно чавкая. – Грннфф.

– То, что надо, пап. – Мальчишка окинул взглядом гостей, удивился, обернулся еще раз. – Кто это? Черт. Глянь-ка на эту крошку.

Сезар был всегда готов а) пожрать и б) глянуть на эту крошку. Он послушно вытянул шею.

– Гваммб, – квакнул он с набитым ртом.

– Точно? – Марко подскочил с места и помахал Лало.

– Патлы приведи в порядок, щенок! – отозвался дядя.

– Кто эта цыпочка?

– Которая? Тут миллион цыпочек, засранец.

Марко вытянул губы, демонстрируя.

Лало оглянулся. Светленькая, стройная, шея длинная, черные тени вокруг глаз и черный берет Kangol . Курит электронную сигарету.

– Француженка, поди, или вроде того, – сказал Лало.

– Откуда ты знаешь?

– Беретка, братец.

Оба понимающе кивнули.

– Чувак, я втюрился. Она мне, случаем, не кузина?

Лало пожал плечами:

– А что, тут есть кто-то, кто тебе не родня? Но вообще я ее не узнаю. Так что не очень близкая родственница, не двоюродная сестра. Может, так, седьмая вода на киселе. Троюродная. Жениться можно. Подкатись к ней. Если не хочешь, я подкачусь.

Марко выпустил на волю Коржика:

– ОНА БУДЕТ МОЕЙ.

– Голос у тебя уродский, – усмехнулся Лало и отошел. И направился через двор к Младшему Ангелу, приобнял за плечо: – Эй, Tio , хочу познакомить тебя кое с кем. – Вытянул из группы молодежи, толпившейся рядом, маленькую девушку с лиловыми прядями в прическе. – Tio , это моя девочка.

– Твоя?…

– Моя дочь.

– О! – Ангел протянул руку. – Очень приятно.

– Очень приятно, – ответила она. – Меня зовут Майра.

– А это твой дядя, Младший Ангел.

– Ну разумеется.

– Майра у нас настоящая леди, – похвастался Лало. – Собирается стать писательницей и все такое.

– Ojala [231] Надеюсь (исп.). , – улыбнулась она.

– Она станет важной персоной в этом мире, Tio . Но не благодаря мне.

Девушка отошла обнять Старшего Ангела, сидевшего в кресле.

– Эй, смотри! – окликнул Лало. – Не вздумай только стать несовершеннолетней мамашей!

– Мне почти двадцать!

Лало прикрыл ладонью глаза:

– Эта девочка – единственное стоящее, что я сделал в жизни. Ну хоть что-то хорошее сделал.

Младший Ангел отвел взгляд, чтобы не смущать его. И обнял племянника за плечи.

новая машина – никогда у меня ее не было

хорошая музыка – НЕ рок-н-ролл

испанский! – как я мог забыть??

ломтики банана в sopa de fideo [232] Мексиканский вермишелевый суп. (и чтобы много лаймового сока)

la Минни!!!

mi familia [233] Моя семья (исп.).

Солнце выжгло туман, хотя облака все еще зловеще хмурили брови. Старший Ангел сидел в тени, принимая подарки, благословения, объятия и лобзание рук. За спиной вдруг раздался демонический рык, Старший Ангел обернулся, но не увидел никого, кроме своего внучатого племянника Марко. Они помахали друг другу.

Младший Ангел уселся рядом с братом. Он смотрел, как люди опускаются на колени перед инвалидным креслом и бормочут благодарности. Благодарят парни, у которых есть работа. Женщины, получившие образование. Молодые пары.

Вперед протиснулся седой ветеран, снял шляпу:

– Когда я вышел из Фолсом [234] Фолсом – тюрьма строгого режима в округе Сакраменто. – Примечание переводчика. , ты приютил меня, кормил меня. Никто больше и видеть меня не хотел. А сейчас у меня все в порядке. Спасибо тебе.

– Claro [235] Понятно (исп.). .

Обернувшись к Младшему Ангелу, Старший сказал:

– Carnal , камни помнят, как они были горами.

Они задумчиво посмотрели на камни в саду.

– А что помнят горы?

– Как они были океанским дном.

Старший Ангел, мастер дзен.

Женщина, стоявшая перед Старшим Ангелом, взяла его руку и напомнила, что он однажды заплатил залог за ее сына, а теперь сын – менеджер в «Красном лобстере».

– Carnal , – сказал Младший Ангел. – Это ж прямо «Крестный отец».

Старший улыбнулся, похлопал Младшего по колену.

– А ты прямо дон Корлеоне, – сказал Младший Ангел.

– Я и есть дон Корлеоне. – И Старший вытянул руку, чтобы незнакомцы пожимали и целовали ее.

А потом вперед выступил Джимбо. Играющий, вероятно, роль ложки дегтя. И протянул Ангелу длиннющую сигару.

– Закури-ка, – предложил он.

– Нет! – подскочила к ним Перла. – Сдурел! У него рак!

– А что такого? – Медовуха уже унесла Джимбо в Асгард. – Чем повредит-то? Уж не страшнее гейского брака. Вы же все либералы, а? Ты все равно помрешь. Так поживи напоследок.

Старший Ангел не выносил хамства.

– Ну ей-богу, – пробормотал он, отворачиваясь.

Но тут внезапно возник кофейный грабитель Дейв, развернул кресло Ангела спиной к Джимбо, приговаривая:

– Как ты груб, друг мой. Совсем не научился правилам этикета у своей латиноамериканской семьи. – И повез Старшего Ангела к коробкам из-под пиццы; пицца, кстати, закончилась.

– Ты не представляешь, чему я научился, – проворчал Джимбо. – Ничего про это не знаешь. – И протянул сигару Младшему Ангелу: – Хочешь?

Тот лишь молча смотрел.

Когда из кухни во двор вышла Пазузу, все расступились. Пары текилы, почти видимые в воздухе, образовали над ее головой электрический нимб судьбы.

– Прочь с дороги, – возгласила она, и все подчинились.

Она переоделась в вечерний наряд. Платье – облегающее оранжевое нечто, скроенное, видимо, из ткани для футболок. И высокие башмаки. И задницей при ходьбе она виляла, как танцор румбы.