Кейтлин Моран - Стать Джоанной Морриган

– Ты читал статью Тони Рича о «Cocteau Twins»? Там он употребил слово «басорексия». Непреодолимое желание целоваться. Прелестное слово, скажи! Басорексия . Я давно думаю завести банку и хранить в ней все самые красивые слова. Басорексия.

Не дождавшись ответа, я поворачиваюсь на бок и смотрю на Эла. Сама я бодра и свежа, как весенняя роза, а вот Эл что-то бледный и вялый. И глаза совершенно стеклянные. Как будто ему со всей силы засветили по лбу чугунной сковородкой. Потом я узнала, что это был «посткоитальный ступор».

– Э… нет, – говорит он, собрав глаза в кучу. – Не читал. Извини, золотце.

– Я спала с Тони Ричем, – добавляю я отчасти из гордости, отчасти чтобы поддержать разговор. Людям нравится говорить о сексе. Это лучшая тема из всех возможных!

Но Эл уже спит.

– Долли, ты просто звезда! – говорю я с восторгом. – Спасибо, что ты вместила в себя весь мой член! Я видел, как ты старалась. И все получилось отлично, особенно если учесть, что это твой третий в жизни полноценный секс. И ты по сути еще ребенок, а я взрослый мужик. Но ты все проделала очень достойно!

Эл даже не шелохнулся. Его как бы нет вовсе.

Мне совершенно не хочется спать. Мне хочется еще секса. Хочется секса получше. Секса, в котором будет чуть больше меня . Если честно, то с пенисом меньших размеров – не с таким, что живет одновременно в двух кварталах с разным почтовым индексом, – я бы резвилась весь день напролет. Сама мысль о том, что секс длится всего минут сорок, кажется странной. Все равно что смотреть телевизор по часу в день. Телевизор обычно работает чуть ли не круглые сутки, пусть даже просто для фона. ЭТО ЖЕ ТЕЛЕВИЗОР.

«Женщины, – думаю я про себя, – могут держать секс-телевизор включенным весь день».

Но Эл спит мертвым сном, и значит, придется все делать самой. Как всегда, я сама себе лучший любовник. Я кончаю минут через десять – ударно и жестко, как столкновение автомобилей на скоростной трассе, – стараясь не слишком шуметь рядом с его спящим телом.

Интересно, сколько раз за ближайшие десять лет мне придется кончать рядом с намертво спящими мужиками? Сколько раз мне придется кончать в одиночестве, рядом с неподвижным дружочком, который мне вовсе не друг, и бледная призрачная луна будет тяжко вздыхать, глядя в мое окно…

К побуждению Эла вся квартира сияет. Меня что-то пробило на хозяйственные свершения. Я застелила ободранный грязный диван покрывалом, вытряхнула и вымыла все пепельницы, вытерла пыль на каминной полке. Испекла хлебный пудинг из всего зачерствевшего хлеба, обнаруженного на кухне – три полупустых пакета, и прокипятила в кастрюльке две половинки лимона, чтобы освежить воздух (как рекомендуется в «Советах по домоводству от миссис Битон»). Зачем я все это затеяла? Наверное, чтобы он увидел, какая я вся из себя домовитая, прилежная и полезная. Чтобы он понял, что я умею не только изящно, но непреклонно отползать от большого и страшного пениса.

– Привет, золотце, – говорит Эл, входя в кухню. Его лицо и пижамные штаны помяты после сна. Он закуривает сигарету.

– Приходили добрые феи! – говорю я, обводя помещение широким жестом. Я сижу за столом, ем хлебный пудинг. Вручаю ложку и Элу тоже.

– Охренеть, – говорит он. – Потрясающе! Можно я сперва докурю?

– О! Дашь мне сигаретку? Умираю, хочу курить.

На самом деле я совсем не хочу курить – но ты всегда куришь, когда рядом курит кто-то другой, даже если тебя уже малость подташнивает. Просто так принято. Все курильщики курят вместе, за компанию. Это негласный общественный договор.

Эл дает мне сигарету. Я закуриваю, затягиваюсь, и у меня слегка кружится голова.

– Это было… офигенно, – говорит Эл, кивнув на дверь спальни.

– Спасибо. Я не получала формального секс-образования. Я всему научилась сама. В школе… крепких могучих членов.

Я кладу голову на стол.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спрашивает меня Эл. – Ты какая-то… бледная.

– Да вроде нормально, – говорю я слегка заплетающимся языком. – Все хорошо. Я просто чуть-чуть полежу на столе. Может, даже вздремну. Но я тебя слушаю.

Эл идет к магнитоле и перебирает лежащие рядом кассеты.

– Ага, вот она, – говорит он с очевидным воодушевлением. – Хочешь послушать наши новые песни? У меня есть демка.

Обычно я бы уже пищала от восторга при одной только мысли о том, чтобы послушать новую музыку, еще не оформившуюся до конца – совсем свежую музыку, только что вышедшую у кого-то из головы. Поэтому я заставляю себя сказать:

– Блин, конечно!

Хотя все во мне кричит: «Нет! Я не хочу слушать ваши новые песни. Я себя чувствую как-то странно. Не могу оторвать голову от стола. Я излучаю сигналы легкого недомогания. С тем же успехом ты мог бы спросить, не хочу ли я сесть в твою новую лодку и уплыть вдаль по Морю чернил».

Эл вставляет кассету в магнитофон, и я слушаю свою первую в жизни «сырую» демку рок-группы.

Теперь я понимаю, почему рабочие демозаписи никогда не выпускают в продажу. Если бы я писала рецензию на этот альбом, вся рецензия состояла бы из одной фразы: «Бессвязная, невнятная, недоделанная хрень». Такие записи губят всю магию – как будто тебе показали трубу, по которой кролик сбегает под сцену из шляпы фокусника.

– Да, это… действительно что-то новенькое, – говорю я, цитируя Крисси. Однажды я у него спросила, что он думает по поводу моей манеры танцевать, и именно так он мне и ответил.

Запись играет. Эл глядит на меня в упор – и лишь иногда мечтательно закрывает глаза на отдельных, особо кошмарных фрагментах.

– Здесь мы пустим кларнеты, – говорит он.

Или:

– Здесь надо будет подправить баланс – Стив слишком резко лупил по клавишам.

Я себя чувствую странно.

Мне очень не нравятся мои внутренние ощущения.

Все начинается с легкого жжения. Это вполне объяснимо, если учесть, что у меня там все разворочено. Во мне побывал член рекордных объемов. За последние три часа я приняла в себя как минимум полмили члена. По сути, я пропоролась всю дорогу до вокзала и обратно. Половину автобусного маршрута.

Но по прошествии получаса это жжение переходит в весьма ощутимый болезненный жар – судя по ощущениям, у меня внутри началась война.

Я вспоминаю картинки из исторических книг. Замки в осаде. Собственно, так я себя и ощущаю. Враги штурмуют меня изнутри, и все защитные сооружения рушатся на глазах. Перепуганные крестьяне льют кипящее масло с крепостных валов. Домашний скот мечется в панике. Кони ржут и встают на дыбы. Принцессы спасаются бегством по потайному подземному ходу – их высокие остроконечные шляпы вонзаются мне в уретру. Вопли доносятся отовсюду.

Эл замечает, что я периодически выпадаю из разговора. Меня отвлекают срочные телеграммы от паникующего мочевого пузыря.