Кейтлин Моран - Стать Джоанной Морриган

«На большом мощном грузовике по шоссе М1, – думаю я про себя. – Неплохой эвфемизм для причины моих жутких болей. Я прокатилась на большом мощном грузовике по шоссе М1, ну или большой грузовик прокатился по мне».

Эл возвращается где-то через полчаса, с кодеином и клюквенным соком. Я лежу в ванне, по шею в воде, слушаю «Крикоделику» группы «Primal Scream», читаю изрядно потрепанный экземпляр «Адриана Моула», который нашла у Эла в спальне, и реву в три ручья.

Это не слезы печали – это слезы физической боли.

– На, держи! – говорит Эл, вручая мне упаковку таблеток и большой пакет с соком. Вид у него все такой же смущенный. Как будто ему неловко. Я не знаю, почему. Да, он истерзал женщину своим пенисом, и теперь эта женщина плачет от боли у него в ванне, но, наверное, так всегда и бывает… когда двое взрослых, половозрелых людей занимаются сексом. Или нет? Я не знаю.

Я глотаю таблетки и запиваю их соком прямо из пакета. Я все еще плачу.

– «Manic Street Preachers» поют об этом в «Режь и жги», – говорю я. – Также, возможно, об этом предупреждают нас «Dire Straits» в «Тоннеле любви».

– Хочешь чего-нибудь перекусить? – спрашивает меня Эл со страдальческим видом.

– Нет, лучше не надо. Я уже выпила девять пинт воды. Я боюсь лопнуть.

– Понимаешь, какое дело, – неуверенно мямлит Эл, еще больше смущаясь. – У нас сегодня концерт. Мы вроде как выступаем.

– Я знаю. ПОЭТОМУ Я И ПРИЕХАЛА.

– Э… да. Так вот. Там будет еще одна группа. Играет у нас на разогреве. Ребята хорошие. Я им сказал, что они могут переночевать у меня. Они из Эршира, и, как я понимаю, им больше негде остановиться, и…

– Эл, – говорю я, повелительно взмахнув рукой. – Я уверена, что через час все пройдет, и когда ты вернешься с победой с концерта, я тебя встречу в гостиной, уже вполне бодрая и свежая, как огурчик, и намешаю коктейлей для твоих гостей.

Время 23.48.

Я слышу голоса на лестничной клетке. Ключ поворачивается в замке. Эл вернулся с гостями. Ну наконец-то.

У меня был интересный день. В смысле – кошмарный.

Когда подействовал кодеин, мне стало получше, и я решилась выбраться из ванной – сморщенная и бледная, как Инопланетянин, когда Эллиот и Дрю Бэрримор находят его почти мертвым в ручье.

Пролежав полчаса на диване – боль истощает все силы, – я медленно одеваюсь и морально готовлюсь ехать домой. Да, мне надо домой. Хотя Эл пригласил меня остаться еще на одну ночь, я до сих пор себя чувствую как-то странно, и здравый смысл однозначно подсказывает, что в обозримом будущем мне надо держаться подальше от Элова пениса. Я просто не выдержу еще одну ночь с этим монстром. Это как если бы Люк Скайуокер приложил хренову тучу усилий, чтобы взорвать Звезду смерти, – а потом отстроил бы ее заново и запихал обратно к себе во влагалище.

Нет. Сейчас я приеду домой, лягу в свою одинокую девичью кроватку и если что-то и втисну в себя опять, то уже после Рождества. Не раньше. Вся территория – я провожу рукой у себя над трусами – закрыта на техобслуживание.

Я успеваю дойти до магазинчика на углу, и тут меня снова пронзает болью. Кодеин хорошо постарался, маленькие и отважные пилюльки сделали что могли, но боль оказалась сильнее. Меня бросает то в жар, то в холод, но я все-таки нахожу в себе силы зайти в магазин и купить чипсов. Я почему-то уверена, что от чипсов мне станет легче.

Три минуты спустя я стою перед дверью в квартиру Эла, прижимая к груди три пакета с солеными чипсами. Хорошо, что я знаю, где Эл хранит ключ. Под ковриком у двери. В ближайшее время я точно никуда не поеду. Я вставляю ключ в замок, и тут из меня выливается несколько капель болезненно жгучей мочи, прямо в трусы. Так, наверное, писают мышки. Писали бы мышки. Если бы у них были трусы. Я где-то читала, что мыши писаются постоянно. Где стоят, там и писают. Кажется, я уже брежу. Надо прекратить думать о мышах.

Эл возвращается ближе к полуночи, и я более-менее подготовилась к его приходу. С трех часов дня до шести вечера я тихонько рыдала, лежа в горячей ванне и чувствуя себя идиоткой. В шесть я заставила себя сесть и съесть чипсы – как оказалось, это был очень полезный и правильный ужин, потому что до этого я выпила столько воды, что уровень соли у меня в организме упал до критически низкой отметки, чем, наверное, и объясняется мое полубредовое состояние.

После чипсов меня чуть-чуть отпустило, и я дочитала «Тайный дневник Адриана Моула», а потом и «Страдания Адриана Моула». Заскучав, я нашла удлинитель и вытащила в коридор телевизор с видаком, чтобы смотреть «Уитнэйл и я», сидя в ванной. Я давно собиралась посмотреть этот фильм, и с учетом сложившихся обстоятельств он оказался весьма вдохновляющим – двое главных героев только и делали, что принимали наркотики, и укрепили меня в решении закинуться кодеином в два раза больше рекомендованной дозы. Я открыла окно и смотрела на мокрые от дождя крыши Брайтона, сидя в ванне с горячей водой. Чтобы не намочить волосы, я заколола их на затылке вязальной спицей, которую нашла в кухне.

Уитнэйл и его я оказались отличной компанией на вечер. На самом деле, если бы не жгучие боли в интересном месте, это был бы один из лучших вечеров за всю мою жизнь. Когда Уитнэйл декламировал «Гамлета» под дождем, обращаясь к недоумевающим волкам в Лондонском зоопарке – надломленный любовью, под зонтом, – я рыдала в голос, одуревшая от кодеина, с сигаретой в руке.

К возвращению Эла я придумала замечательный план. Уже было ясно, что я еще не готова вылезти из горячей ванны с ее обезболивающим эффектом, но я понимала, что гостям Эла – и самому Элу тоже – надо будет воспользоваться туалетом, и голая женщина в ванне наверняка приведет их в замешательство.

– Эл! – крикнула я из ванной, вполне себе бодро, хотя и немного невнятно. Язык заплетался от кодеина. – Друзья Эла! Заходите ко мне поздороваться!

Мне было слышно, как они неуверенно топчутся в коридоре и как Эл говорит:

– …чуток приболела…

Эл встал на пороге. У него за спиной маячили музыканты из группы, которая, как я узнала потом, называется «Дымовая завеса». Все одетые в черное, все изрядно встревоженные.

– Всем привет, – сказала я очень радушно, взмахнув рукой с сигаретой. Мне было тепло и уютно. – Прошу меня извинить, но мои перемещения временно ограничены этой ванной. В связи с женскими недомоганиями, да. Но поскольку это не очень удобно, если кому-то захочется в туалет… Вы говорите сразу, не стесняйтесь. Я одета, – я показала на себя, сидящую в ванне в промокшей насквозь комбинации, – и могу постоять в коридоре, пока вы будете делать свои дела.

Так оно и происходит до четырех утра. Я оставляю дверь ванной открытой и участвую в общей беседе – пусть и на расстоянии. Как Дэрил Ханна в ванне у Тома Хэнкса во «Всплеске», я тоже русалка – обольстительная сирена, которую нужно все время держать в воде – но она все равно очарует любого, кто ее повстречает.