Леонид Иванов - Леший

Эта церемония из раза в раз повторялась вплоть до мельчайших деталей, вызывая громогласный хохот всей компании. Но стоило мужикам отказать Борьке, особенно, если только-только уселись, и было жалко едва прикуренной папиросы или сигареты, он спокойно отворачивался, пару раз обходил компанию стороной, изредка наклоняясь, чтобы щипнуть несколько не притоптанных травинок, и всем своим видом давал знать, что ему нет никакого дела до этих жадных курильщиков. Когда за разговорами мужики забывали про ошивающегося рядом козла, он разбегался и бил рогами сидящего к нему спиной, вкладывая в удар всю свою силу и немалую массу. Мужик от удара, как правило, летел на землю кубарем под хохот всей компании, а Борька спокойно отходил в сторону и косил глазом в ожидании угощения, на которое пришлось ему намекать столь агрессивным способом.

Уж и драли козла за такие проделки, но он обиды всё равно никому не прощал, просто, запомнив лупившего его мужика, именно его выбирал в следующий раз своей жертвой.

Иван носком кирзового сапога подправил кучку окурков, придвинул их к столбу лавки, чтобы ненароком не наступить, и начал сворачивать из куска газеты новую папиросу.

— Вы, мужики, со мной не шутите, — начал сердиться Иван Степанович. — Куда Степан делся? Проспаться со вчерашнего не может? Так я его счас в чувство-то приведу!

— Да у него и правда запор случился, — подал голос Венька. — Он обычно-то пока всю газету не прочитает, не подотрётся, а сёдни мог бы уже и две прочитать, а всё нету. Кряхтит вон! Сюда слышно.

В это время и вправду из туалета послышалось натужное кряхтение Степана. Туалеты в деревнях делали сразу за крыльцом, с наружной стены двора, чтобы там не было вонько, да при такой архитектуре и содержимое выгребать по весне намного удобнее. Оторвал три-четыре доски, и вот тебе, пожалуйте, доставай на грядки всё, что за зиму навалили. А у Степана, как у хорошего хозяина, и доски отрывать было не надо. Он их сколотил щитом и на две вертушки приладил. Отвернул вертушки, снял щит целиком, и весь туалет открыт для доступа.

Вот Леший и говорит:

— А ты, Венька, вон крапивину сорви, да снизу Степана-то поторопи маненько.

Венька парень старательный, без выкрутасов. Стоило просьбу старших услышать, как тут же без раздумий исполнять пошёл. Надел на правую руку брезентовую верхонку, сорвал у стены несколько чуть не в метр длиной старых до невозможности колючих стеблей крапивы, вертушки отвернул, щит наклонил и давай вверх, в сторону очка этим своим букетом совать.

В тот же миг из туалета раздался громкий вой, какой-то нечеловеческий рык, в котором без труда можно было разобрать самые отборные матюги, адресованные кому-то неведомому, его матери и самому господу богу. Еще через несколько секунд Степан, держа одной рукой не застегнутые штаны, выскочил на улицу, сразу понял, в чём дело, и, путаясь в спадающих портошницах, помчался за убегающим от греха подальше Венькой.

— Я тебя, выблядок, убью сейчас на хрен! Попадись только на глаза! Руки поотрубаю, падла этакая, — вслед махом перелетевшему через изгородь Веньке кричал Степан, остановившись у забора, потому что перелезать через жерди мешали незастёгнутые штаны.

Мужики на лавке со смеху держались за животы. И даже обычно сдержанный на эмоции председатель колотил себя по ляжкам и приговаривал:

— Ой, молодец, Венька! Вот средство-то от запора придумал, лучше некуда! И, главно дело, покупать у фершалицы не надо, бесплатно растёт.

— Сверчок поганый! — ругался Степан. — Вся жопа огнём горит, а муди прямо полыхают. Сучёнок! Ну, я ему устрою! Век помнить будет…

— А ты, Степан, муди-то в ведро с холодной водой окуни, может, полегчает, — участливо присоветовал Анемподист.

— Да пошёл ты со своими рецептами, знаешь куда?! — зло огрызнулся пострадавший, но волна дружного хохота заглушила остаток его длинного монолога.

Минут через пятнадцать мужики отправились в сторону телятника. Степан шёл враскорячку, то и дело потирая промежность. Венька держался на расстоянии, опасливо озираясь: не догоняет ли его обиженный сосед.

От усталости Венька уже еле волочил ноги. Пройти оставалось всего мимо нескольких палисадников, но мыслями он был уже дома, уже усаживался за стол, на который мать суетливо собирала нехитрую еду. Было ещё не очень поздно, но деревня уже погрузилась в глубокий сон, и лишь у бабы Мани свет горел во всех окнах.

— Ой, дак это же Валька с Катькой сегодня должны были приехать, — вспомнил Венька и остановился у самой калитки.

— Девки, вы чо голые-то по дому шныряете? — послышался недовольный голос бабы Мани. — Срамотишша-то какая! Вон хоть мою ночнушку надели бы што ли!

— Ага! — донеслось откуда-то из прихожей. — Вот так вдвоём в одной твоей ночнушке и спать будем. Да ещё при такой жаре.

— Да где видано, штобы вот так голышом по дому-то шлюндать? — заворчала баба Нюра. И через открытые настежь окна с легкими ситцевыми занавесками было слышно, как она заскрипела пружинами, поворачиваюсь на другой бок. — Вицы на вас хорошей не было. Вот ужо завтрева-то я за вас возьмусь, дурь-то городскую выколочу.

— Ой, бабулечка! Да не смеши ты нас, — донёсся звонкий девичий голос. — Ты что у нас такая дремучая? Да что такого плохого, что мы по дому без одежды ходим? Никто же не видит!

— А если бы и видели, так что? — донёсся из другой комнаты, в нескольких метрах от Веньки заливистый смех. — Нам тут кого стесняться? Вон на нудистских пляжах и мужчины и женщины голыми загорают и ничего. А нам тем более, есть что показать. Правда, Катюха? Жалко только так в этой твоей глухомани никто нашу красоту не увидит и не оценит по достоинству. Разве что Михеич. Бабуля, а женишок твой, Михеич, жив ещё? Я же, когда мы у тебя были, только в школу ходить начала, а помню, он к тебе сватался. Зря ты тогда его отшила, он бы нас на своём забавном барабане из доски играть научил.

— Да угомонитесь вы, балаболки! Вон уж ночь на дворе, давно стемнало, а вам всё неймётся. Михеича она вспомнила. Да жив он, слава богу! Што ему? Кажинный денёк пьяный, и никакая хворь не берёт.

— Так может потому и не берёт, что проспиртованный? Никакая микроба не выживает, — засмеялась девушка. — Вон недавно вычитала, что Кощей потому и бессмертный был, что каждый день по ведру самогонки выпивал.

— Да ну вас, — проворчала баба Маня. — Может энти ваши микробы и дохнут от вина, а стольки мужиков на тот свет оно, проклятое, свело, што и сказать страшно.

— Бабулечка! А ты нам своей замечательной наливочки ещё немножко не дашь? — послышался второй голос.

Венька не мог разобрать, кто есть кто — девчонок он видел больше десяти лет назад, когда ещё и сам был маленьким. Помнит только, что на мордашку обе были очень симпатичные, разодетые в красивые наряды и относились к местной детворе свысока. Валька тогда как раз первый класс закончила, а Катька ещё только собиралась в школу. Теперь-то уж совсем взрослые. Надо повод придумать, зайти завтра, на девчонок посмотреть, в клуб позвать. А может и сами в клуб придут, что им тут с бабкой-то дома делать целыми сутками?