Леонид Иванов - Леший

Анемподист скосил глаза и увидел, что действительно и поясница, и обнаженные ягодицы мужика были густо заросшими темными курчавыми волосами. Сестра поставила укол соседу и повернулась к Лешему:

— Ну, а ты как спал после операции?

— Спасибо, хорошо!

— Это где же ты умудрился в твоём-то возрасте грыжу заработать?

— Так ведь для этого ума много не надо. Телефонный столб поднял, чтобы стоймя поставить, вот и заработал.

— Какой столб? Тебе же восьмой десяток идет.

— Дак я и говорю, что телефонный. Старый упавшей сосной сломало, пришлось новый ставить.

— Вот, мужик дак мужик! — похвалила медсестра. — На восьмом десятке этакие бревна таскает.

Поставив уколы, сестра тихо прикрыла дверь. Можно было бы еще поспать, но сон никому уже больше не шел. И начались разговоры про жизнь, про работу, про непростую деревенскую жизнь, про политику верховных властей.

— А ты и вправду один столб поставил? — поинтересовался Николай.

— Дак ково там в лесу позовешь подсобить? Я уж привык один столбы менять. Поднесешь к ямке, жердь подлиннее вырубишь с соркой на вершине, вот через нее веревкой и ставишь на место.

— Ловко придумано! — похвалил Ефим.

— Дак это, нужда-то заставит, и не то придумаешь. — Анемподист отвернул голову к окну, за которым большими хлопьями медленно кружил снег. — Эх, не ко времени надорвался. А с другой стороны, когда она, болезнь-то, ко времени бывает?

Потом был завтрак, обход врача, кому прописано, ставили капельницы, уколы, после обеда в палату заглянула молоденькая медсестра из процедурной:

— Кто тут Березин?

— Я Березин, — отозвался волосатый сосед Лешего.

— Завтра утром вам будем колоноскопию делать, готовьтесь к процедуре.

Она прикрыла дверь, на минуту в палате водворилась тишина, а потом Березин нарушил молчание:

— Вот коза! Хоть бы сказала, как готовиться к ентой самой коленоскопии. Да и не колено у меня болит, а нутро. В животе что-то пучит.

— Да не коленоскопия, а колоноскопия, — уточнил старожил палаты Николай. — Это у тебя кишки изнутри смотреть будут. Телевизор у них такой на шланге. Японский какой-то. Всё внутри показывает, ежели болячка кака есть или глисты, скажем, с солитёром водятся.

— А готовиться как? — вполне оправданно заинтересовался озадаченный Березин.

— Дак это, вечером есть нельзя, и клизму ставить будут перед сном, и утром тоже, чтобы в кишках у тебя чисто было.

— Ага, — поддакнул Анемподист. — И задницу еще брить надо.

— Это-то еще зачем? — встрепенулся Березин.

— Да разве их поймёшь, зачем надо! У меня вон в паху резали, а все ноги побрили и даже с мошонки волосьё соскоблили. Вот сестрица помаялась! Мошонка-то у меня уж вся в морщинах от старости.

— Дак я и спрашиваю — пошто?

— Говорят, штобы микробов каких не занести, — авторитетно заверил Анемподист.

— А у вас в Россошах все мужики такие волосатые, али ты один такой? — поинтересовался Ефим.

— Почему один? — с ноткой непонятно откуда взявшейся обиды переспросил Березин. — У нас у всех мужиков и грудь волосатая, и на спине тоже.

— Слушай, а у баб тоже задницы волосатые? — подмигнув соседям, поинтересовался Николай.

— Нет, у баб гладенькие, — простодушно ответил Березин. — Это у нас только по мужской линии почему-то так.

— Вот бы на волосатую бабу посмотреть, — заржал Степан. — Чтобы и сиськи в шерсти, и задница.

Громкий хохот потряс палату. Смеялись все шестеро, даже Березин. Отсмеявшись, он молча встал, нашарил что-то в своей тумбочке и вышел в коридор.

Вернулся минут через двадцать.

— Понапридумывают всякой хренотени, — ворчал мужик, убирая в тумбочку бритвенные принадлежности. — Добро бы в бане брить, когда волосья распаренные, а тут холодной водой да без зеркала, да когда и без того живот болит, а тут ишо выёживаться надо: то между ног, то с одной стороны, то с другой.

— Дак ты это, побрил што ли? — без намёка на улыбку поинтересовался Анемподист.

— Дак куда деваться-та?

— А сестре дежурной показал?

— Зачем это? — вскинулся Березин.

— Ну, вообще-то она брить должна бы. Вон мне перед операцией сестра всё сбривала. Если ты худо побрил, её хирург ругать будет.

— Твою мать, затейники, — пробурчал Березин и пошел из палаты.

Минуты через две в палату со смехом вбежала дежурная медсестра Танечка:

— Это кто из вас додумался Березину сказать, что попу брить надо перед процедурой?

— Да вон, Керосиныч надоумил.

— Нет, вы представьте себе, сидим мы с Наташкой из терапии, чай пьем, а тут подходит ваш Березин и говорит: «Ну чо, принимайте работу!» — поворачивается задом, снимает штаны и наклоняется, чтобы нам лучше было видно. Наташка от такой наглости даже чуть не подавилась.

Дикий хохот потряс не только стены палаты, наверняка, кое-где в ветхом здании с потолка посыпалась старая штукатурка. Мужики захлебывались смехом и не в силах были остановиться, даже сам Анемподист, всегда сдержанный в реакции на собственные розыгрыши и шутки, обеими руками схватился за пах, чтобы не разошлись наложенные вчера швы, и хохотал до тех пор, пока на глазах не выступили слёзы.

Барсик несказанно обрадовался возвращению хозяина. Больше недели того не было дома, и потому для пропитания кот в который уже раз без всякой надежды обследовал в поисках мышей все стога на лугу за деревенским огородом, обошёл опушку леса и вынужден был, утопая по колено в противном холодном, пушистом снегу, немало прошагать и по болотине, где беззаботно устроились на зиму среди высоких кочек шустрые представители экологически чистого остроносого продукта.

Для Барсика всё это было делом привычным, и потому он спокойно переживал каждую такую отлучку хозяина, но всякий раз, особенно зимой, с великим удовольствием предвкушал его возвращение, за которым обязательно следует свежая дичь и беззаботное лежание на тёплой печке. Но на этот раз от поставленного в сенях ружья не пахло порохом, на лавке не было ни духмяных рябчиков, ни немного отдающих смолистым деревом беличьих тушек, разделывая которых Леший потчевал его и шустрого Буяна, ибо от его завидного чутья в основном и зависел успех охоты.

Соскучившись по хозяину не меньше Барсика, Буян ни на шаг не отставал от Анемподиста, незнакомо воняющего чем-то резким, похожим на запах фельдшерицы. Обрадовано виляя своим свёрнутым в колечко хвостом, кобель даже отказался от брошенного ему из кладовки перемороженного куска мяса, лишь бы быть рядом, когда хозяин, затопив печку и баню, предварительно натаскав туда воды, почему-то маленьким ведерком, а не обычным для этого дела двадцатилитровым бидоном, пошел к соседям. Не обращая внимания на тявканье Дамки, устроился у калитки и спокойно ждал своего по-новому пахнущего двуногого друга. Тот вскоре вышел с ароматным свертком под мышкой и направился домой.