Леонид Иванов - Леший

Вот и на этот раз, возвращаясь из Новосела, откуда отправился ранним утром, чтобы к вечеру попасть домой, он вдруг уткнулся в густой ивняк, окаймлявший большую болотину с засохшими от избытка влаги берёзами. Серёжка долго искал на карте место, в котором оказался, и принял вправо, где, если верить картографам, на несколько километров тянулся сосновый бор.

Серёжка прошёл километра два, как совсем рядом среди высоченных деревьев заприметил кем-то давным-давно срубленную охотничью избушку. Подойдя ближе, парень увидел у входа останки большой собаки. Она лежала, подобрав под себя задние лапы. Передние были вытянуты вперёд, с положенной на них мордой. Поза была такой, будто собака перед смертью кого-то очень долго ждала, да так и простилась с жизнью.

Серёжка осторожно перешагнул, взялся рукой за кованую скобу, потянул на себя. Дверь не подавалась. Парень дёрнул сильнее, ржавые петли жалобно скрипнули, и тяжелые тесаные двери плавно сдвинулись в сторону, приглашая внутрь. Было страшно, но молодой егерь пересилил робость и, согнувшись чуть не вдвое, сделал шаг через порог.

Внутри было темно, но по мере привыкания глаз, при тусклом едва пробивающемся через годами запыленное и закопченное дымом стекло небольшого окна свете в помещении стали проясняться детали обстановки. Прямо у входа в левом углу притулилась к стене двустволка, справа была сложенная из кирпичей печь с металлической трубой, посреди небольшого пространства с земляным полом стоял стол из таких же, как дверь, тесаных топором досок, вдоль стен разместились широкие лавки. На одной из них спал грузный человек.

— Эй! Кто тут? — окрикнул Сергей, но, не услышав ответа, сделал ещё шаг. Теперь глаза уже совсем привыкли к полумраку, и был хорошо виден спящий на лавке бородатый мужчина со сложенными как у покойника руками.

Серёжка присмотрелся. Сомнений больше не оставалось. Это был Леший.

Казалось, он будто бы только недавно лёг отдохнуть. Он настолько не похож был на мертвеца, что хотелось протянуть руку и потрясти за плечо, чтобы разбудить этого усталого от дальней дороги охотника. В помещении пахло смолой, какими-то травами, пучки которых висели на вбитых в пазы деревянных колышках, от земляного пола тянуло свежестью. Не веря в чудо, Серёжка всё же осторожно дотянулся до немного свисающего с лавки локтя. Было удивительно, что почти за три месяца тело Лешего в этом мшанике без доступа свежего воздуха совсем не поддалось тлению.

Чтобы легче было найти дорогу к затерявшейся в далёком бору избушке, Серёжка то и дело небольшим топориком, который по совету Степана носил за поясом, делал на деревьях затёсы. Домой он попал только к вечеру, а уже через час о том, что Серёжка нашёл Лешего, знало всё население Кьянды.

Народ быстро собрался у сельсовета обсудить печальную новость. По правилам, надо было бы сообщить в милицию, прокуратуру, чтобы приехали следователи, проверили, нет ли следов насильственной смерти, потом тело надо было бы отвезти на судмедэкспертизу, но едва председатель заговорил об этом, как поднялся невообразимый галдёж. В один голос народ рассудил, что не даст измываться над телом покойного, а просто похоронят на кладбище честь по чести да помянут доброго человека по давно заведённой традиции.

Оно, конечно, можно было бы похоронить и в лесу у избушки, как предложил не усидевший дома по такому случаю Евген, но бабы на него так зашикали, что он не только сразу же замолчал, а даже выбрался из передних рядов и встал сбоку от собравшихся.

За Анемподистом решили ехать на лошади, чтобы там, на месте изладить волокуши и на них привезти покойника в деревню. Иван с Фёдором остались делать гроб, а в лес вместе с Серёжкой, который должен был показывать дорогу, отправились Степан с Венькой. На месте из берёз смастерили волокуши, наломали побольше еловых лап, связали их захваченной из деревни проволокой, на попону уложили ногами вперёд покойника, лицо которого после того, как хватило воздуха, быстро потемнело, накрыли краем попоны, запрягли лошадь.

— Это, надо бы и Буяна взять, — робко предложил Степан. — Ишь эть каким верным хозяину был! Поди, от тоски да от голода у порога помер.

Венька посмотрел на Серёгу.

— Вообще-то в древности воинов хоронили вместе с конём, — вспомнил самый начитанный из всех Серёжка. — Давайте, конечно, возьмём. Если не вместе, так хоть рядом похороним.

Едва тронулись с места, Степан вспомнил:

— Ты это, Сергей, ружьё-то возьми себе. Всё память будет. Ты у нас это как наследник его типерича, так што бери. Доброе ружьё-то! Сгодится.

Ко времени возвращения печальной процессии из леса гроб уже был готов и стоял на лавке возле дома Анемподиста. Крышка, сверкая свежеструганными досками, прислонилась к стене. Мужики занесли гроб в дом, поставили на выдвинутый на середину стол.

Бабы принялись хлопотать, отыскивая в старинном шкафу одёжу поприличнее. Потом Нюшеря выгнала всех из избы кроме Анны, взятой в помощницы, и стала обмывать покойника, вполголоса причитая по усопшему. Этой заунывной песне, выворачивающей наизнанку души у собравшихся под окнами, аккомпанементом стал многоголосый громкий плач рыдающих баб.

— Да полно вам сердце-то рвать! — заругался было Степан. Он сам то и дело отворачивался, чтобы вытереть набежавшую слезу.

Потом Нюшеря позвала людей, чтобы помочь прибраться да перенести покойника в домовину.

Пока собирали покойного в последний путь, Иван успел из обрезок досок сколотить ящик для Буяна. Его мужики решили похоронить рядом, благо могилка была выкопана на самом краю кладбища. Бабы было запротестовали, что не гоже животных на православном погосте зарывать, но возражали как-то робко, и быстро уступили, отдавая дань удивительной собачьей верности.

— Надо бы на крест фотокарточку приладить, — спохватилась Ефросинья. — Девки, у ково фотка Анемподиста есть?

Вытирая слёзы, люди виновато переглядывались. Снимка Лешего не было ни у кого. Не нашлось его и в осиротевшем доме.

Ближе к обеду гроб с покойником на телеге двинулся в сторону кладбища, далёкими предками устроенного на высоком пригорке.

Едва застучали по крышке гроба первые горсти земли, как Нюшеря надрывно запричитала во весь голос: «Ой, да на кого ты нас покину-у-у-ул? Ой, да чем мы тебя обидели, што ушёл ты от нас, соколик ты наш ясны-ы-ы-ый? Ой, да как мы теперича без тибя жить-то буде-е-е-ем?»

На кладбище собралась вся Кьянда. Самых старых да немощных, которые помнили Лешего ещё молодым, привезли на лошадях.

Под душераздирающее причитание бабы плакали навзрыд. Хватившие по стакану копальщики, у которых никогда ни по какому поводу было не выдавить ни слезинки, тоже то и дело отставляли в сторону лопаты, снимали верхонки и, не стесняясь, вытирали крупные слёзы. Степан, которому от розыгрышей Лешего доставалось больше всех, стоял немного в стороне от всех, упираясь обеими руками в оградку чьей-то могилы. Его плечи тряслись от рыданий, и он не в силах был ничего с собой поделать.