Леонид Иванов - Леший

Закончив отделение журналистики, вскоре опять же по воле судьбы оказался в Тюменском областном телерадиокомитете, где закончил телевизионную карьеру главным редактором главной редакции информации радио и телевидения и подготовки программ для ЦТ и Всесоюзного радио. В начале перестройки и развития новых экономических реформ 1990–1991 года пробовал себя в малом бизнесе, и за два года понял свою полную профессиональную, а главное — моральную непригодность к этой сфере, где надо было поступаться многими своими принципами.

В 1992 году вернулся к журналистике, более трёх лет отработал в пресс-службе администрации Тюменской области, откуда, выиграв творческий конкурс, ушёл собственным корреспондентом газеты «Труд». Этой газете в должности собкора и редактора регионального приложения посвятил полтора десятка лет, пока в 2009 году, ссылаясь на экономические трудности, редакция не ликвидировала собкоровскую сеть и свои региональные представительства по всей стране.

Так неожиданно оказался в должности пресс-атташе в Тюменском государственном нефтегазовом университете.

На протяжении многих лет публицистические статьи, очерки и рассказы публиковались в различных журналах, альманахах, а в 2009 году в одном из издательств увидела свет моя книга «Первый парень на деревне». К настоящему времени в различных издательствах вышло уже семь художественных книг.

Увлекаюсь горными лыжами, путешествиями, фотографией.

РЕЗЕРВАЦИЯ

Повесть

Глава 1. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ СВЕТ

К празднику старушки подготовились добросовестно. Матвеевна напекла пирогов — один с брусникой, другой с малиной, заправила доверху лампу, на несколько раз помыла стекло, насухо вытерла его газетой. Нюра сделала запеканку с грибами, принесла домашней малиновой наливки.

Матвеевна села на своё привычное место под иконами, Нюра — напротив, поющий тоненьким голоском от не до конца прогоревших углей самовар поставили с краю стола, но так, чтобы до крана могли дотянуться обе.

— Ну, с Рождеством Христовым тебя, Нюра! — подняла рюмку с наливкой Матвеевна.

— И тебя с праздником!

Выпили, взяли по куску тёплой ещё запеканки.

— Первый раз мы вот так вдвоём-то Рождество отмечаем. Да ещё впотьмах.

— Да хватит тебе, Нюрка, плакаться-то! Всё ты чем-то недовольна. То пенсия у её маленькая, то вот, вишь ли, свет на зиму отключили.

— Дак а чему радоваться-то? Вон летом, пока электричество было, по телевизору кажинный день только и говорили, что жить стало лучше, что больше половины людей считают, что живут счастливо. Матвеевна, скажи, а где оно счастье-то? Вот остались мы с тобой в деревне вдвоём, ни свету, ни радива, ни дороги путной. Хорошо Колька на своём тракторке-беларуси попроведать наежжает да ковшом дорогу разгребает, а то ведь случись што, никто к нам и не попадёт.

— А случись што, дак никто и не узнает, — поддакнула Матвеевна. — Телефон-то вон как зарядишь? Дак ведь сказал Степан осенью, что начальство распорядилось свет отключить, когда дачники разъедутся. Мол, нерентабельно линию обслуживать, когда у вас на двоих сто рублей в месяц нагорает.

— Вот-вот! — обрадовалась Нюра, что подруга её поддержала. — На всём экономят. Раньше пенсию домой приносили, а теперь самой в посёлок идти надо.

— Дак, а зачем нам тут деньги-то? Всё одно автолавка только летом приежжает. Целее будут. Муки да сахару мы с тобой по мешку купили, кипрея на два года насушили, грибов да ягод до нового урожая хватит, наливка вон тоже своя, чо ещё надо?

— Да так-то оно так, просто обидно, что брошены мы с тобой тут всеми. Пока телефон работал, хоть дети да внуки с праздником поздравляли, а тут вон сидим, как две клуши. Ни звонков, ни писем, ни открыток поздравительных.

— Ну, и кто бы попёрся пешком за десять километров тибе эти открытки сюда нести? — резонно спросила Матвеевна.

— Дак вот я и говорю.

— Не вспоминай лучше. Меня вон старшая ишшо осенью, когда свет-то был, просила справку из сельского поселения взять, что я у её на иждивении. Она как на пенсию-то вышла, дак там каки-то льготы есть, если ишшо иждивенцы имеются. А куда я с клюкой-то? Да мне четыре километра до дороги не доковылять, да и там околеть можно, пока попутку ждёшь.

— Это как посмотреть, кто у кого на иждивении, — возразила Нюра. — Ты им пенсию-то, поди, целиком и отдаёшь.

— Дак, а как иначе-то? Внуки вон ипотеку каку-то взяли, квартиру купили. Дак и то, мыслимо ли дело, вшестером в двухкомнатной жили. А сама-то ты, разве мало своим помогаешь? И сено на продажу косишь, и из лесу всего полными корзинами таскаешь. Нам-то на двоих много ли надо?

— А чо бы и не таскать, коли лес вон за огородами начинается, — будто оправдываясь, вставила Нюра.

— Хорошо тибе, Нюрка, ты вон ишшо молодая…

— Всего-то семьдесят пять, — со смехом перебила Нюра.

— Вот я и говорю, молодая ишшо. Я же на десять годков тебя старше. Вот доживёшь до моих лет, поглядим… Ну, я-то точно не погляжу, но ты потом мои слова вспомни.

— Да хорошо бы в твои-то годы да этакое здоровье иметь. Ты вон одной картошки сколько ростишь. А огород! Осенью внуки возами возят.

— А сама?

— Дак вот я и говорю, самим-то нам много ли надо. Всё им, всё им… Детушки бы сыты-обуты были. Тут летось-то по телевизору слышала, будто налоги на огороды вводить будут. Ну, на картошку там, на капусту и на всё, что ростим. Денег в бюджете на пенсию не хватает, вот новый налог и придумали. Как потом-то жить будем?

— А я, знаешь о чём всё больше и больше думаю? Прибрал бы Господь, чтобы без канители, чтобы не болеть. Не дай Бог, если слягу! Подумать и то страшно! Кому я немощная-то нужна буду?

Матвеевна дотянулась до то и дело потрескивающей лампы, видать, Колька добавил в солярку бензина больше, чем надо бы, покрутила фитиль. И вдруг ахнула:

— Нюрка, ты погляди, што на улице-то творится! Озарило-то как всё! Дак это же Боженька всё небо-то озарил! — И трижды перекрестилась, повернувшись к иконам. Потом вдруг встрепенулась: — Нюрка, а не пожар ли случаем? Сбегай-ко на улицу, посмотри там. Да хочее, што ты копаешься-то!

Нюра набросила привезённую дочерью изрядно потёртую по краям и на обшлагах норковую шубу, сунула ноги в валенки и вышла на крыльцо. На столбе посреди улицы ярко горел электрический фонарь. Не веря своим глазам, вернулась в дом и стала включать свет во всех комнатах. Казавшийся до этого ярким свет настольной керосиновой лампы сразу стыдливо потускнел.

— Матвеевна, свет дали! — радостно чуть не во весь голос закричала Нюра.

— Да сама вижу, не слепая, — скрывая вдруг выступившие слёзы радости, заворчала Матвеевна. — Сподобил Господь на Рождество Христово.

* * *

После работы Колька с мужиками хорошо отметили Рождество и пошли по домам, к жёнам и детям продолжать праздновать. Колька завернул в магазин, взял бутылку и отправился в противоположную от дома сторону, где жил электрик Степан. На кухне выпили по стопке.