Леонид Иванов - Леший

На глазах умирала его родная Перекатная. И Евсей почувствовал, как медленно начинает уходить из него жизнь. Он обессиленно откинулся спиной на соседнюю оградку и сквозь застилающие глаза слёзы с тоской смотрел на свой полыхающий дом с красивой железной крышей.

Глава 4. НАПАСТЬ

Ведь всё было хорошо! И вот напасть! Надо же было Нюрке на лестнице оступиться. Хорошо ещё на первой ступеньке, а не последней, а то бы и костей не собрать. Но и в самом-то низу грохнулась так, что до крови голову расшибла о вбитую в верхнее бревно крыльца скобу. Для какой надобности покойный муж Матвеевны эту чёртову железяку вколотил? Матвеевна сама сколько раз о неё билась, то коленом саданётся, то локтем зацепит. Синяков понаставила, не сосчитать, а уж недобрым словом старика своего, царствие ему небесное, костерила так, что тот в гробу наверняка весь искрутился.

Хорошо, что Нюрка пустую кастрюлю несла, та загромыхала, Матвеевна услышала, а то бы лежать бабе на морозе до скончания века. Со слезами да причитаньями помогла гостье в дом зайти, на диван уложила, рану на голове обработала, стрептоцидом посыпала, забинтовала сикось-накось, как получилось с непривычки-то да дрожащими от испуга руками.

А Нюрка стонет:

— Матвеевна, дай помойное ведро, мутит меня что-то. Всё кругом идёт, и рукой пошевелить не могу.

Разболокла Матвеевна соседку, а у той на руке огромная ссадина, Потрогала осторожно, кость цела, но уже отекать начало.

— Ой, Нюрка! Худо дело! Врача тебе надо бы, да не доковылять мне до трассы-то. Хоть бы Колька приехал. День-то какой сёдни?

— Да кто их эти дни считает? — отмахнулась здоровой рукой Нюрка. — Нам с тобой не всё равно: понедельник или пятница?

— И то… Ой, Господи! Что делать-то? Ума не приложу. Может, доковыляю как-нить? Хоть в одну сторону. Там, поди, кто остановится, попрошу, чтобы к нам «скорую» вызвали.

— А сама как?

— Дак на «скорой» и вернусь.

— Да она может только к вечеру приедет, околеешь на таком морозе.

— А приберёт Господь, значит, так тому и быть. Что мне тут, смотреть, как ты загибаешься?

— Чо-то меня знобит, — поёжилась Нюрка.

Матвеевна набросила на соседку одеяло, подоткнула с боков, чтобы не сползало.

— Пойду-ко, однако. Добреду, поди… — засобиралась старушка.

— Худо мне, Матвевна! Диван бы твой не обделать, подвинь ведёрко-то, чую, вырвет сейчас, — прошептала Нюрка.

Вырвать не вырвало, но сколько-то слизи больная сплюнула.

Матвеевна присела на краешек дивана:

— Не зря вчера курица по-петушачьи закукарекала. Испокон веков это примета к несчастью. Вот оно и не заставило себя долго ждать. Не отговаривай, Нюрка, пойду я к людям. Врача тебе надо. Сотрясение у тебя.

— Тоже мне докторица выискалась — сотрясение. Может, ещё какой диагноз… — но не договорила, опять над ведром наклонилась.

На этот раз стошнило по-настоящему.

— Пойду я, Нюрка, не отговаривай.

Матвеевна поднялась, достала с печки валенки, начала одеваться.

— Ну, спаси Господи! Матерь Божья, на тебя вся надёжа, — перекрестилась она от порога на иконы в красном углу. И тут на улице послышался шум машины, и не успела Матвеевна что-то сообразить, как в сенях раздались торопливые шаги, дверь без стука отворилась, и в избу слегка навеселе влетел Колька.

— Ну, как вы тут, бабулечки?

— Ой, Колька, худо у нас, сразу обессилев, опустилась на табуретку Матвеевна. — Вон Нюрка на леснице убилась, еле живая лежит. В больницу ей надо.

— Это мы запросто! Ты сама-то как? Как Рождество отпраздновали? Не заснули ещё, когда свет-то дали?

— Дак это ты, шелопай эдакий, нам свет-то устроил? А мы уж думали, боженька сжалился, — заулыбалась Матвеевна.

— Да это Степан Иванович вам праздник устроил. Вон в машине сидит, ждёт, что на чай с пирогами позовёте.

— Коленька, родненький, да я бы с удовольствием, только не до чаю сейчас, Нюрку спасать надо. Вы уж отвезите её в медпункт, а чаем я вас потом напою. И пироги будут, и к пирогам что полагается, найду.

Голова у Нюрки кружилась так, что сама без поддержки идти не могла. Колька подхватил её под здоровую руку, довёл до машины, усадил на заднее сидение. Обнял бабулечку:

— Ты тут не тужи! Как только Люся бабу Нюру отремонтирует, мы её тут обратно привезём. Через час можешь самовар ставить.

Но приехали Степан Иванович с Колькой без Нюрки. Осмотрев больную, фельдшер вызвала из района «скорую», и отправила пострадавшую в больницу.

— Колинька, надо бы дочке-то Нюркиной позвонить да обсказать всё, как есть. У меня вон и бумажка с её телефоном на божнице лежит. Если в район отправили, дак, поди худо дело. Не стала бы Люся понарошку-то «скорую» вызывать.

— Сделаем! — заверил Колька. — Самовар-то, поди уж и остыл?

— Дак самовар я мигом, зови Степана-то.

Но праздничного застолья не получилось. Матвеевна всё охала и ахала по поводу несчастья. Мужики выпили по две стопки наливки и заторопились домой.

— Позвонить-то не забудь, шалопай! — напутствовала Матвеевна. — А то в горло попало, дак загуляете.

— Не загуляем, бабуля, не загуляем! — заверил Колька, обнимая свою бабушку. А Степан Иванович солидно протянул руку:

— Спасибо, Матвеевна, за угощение! Сделаем всё по высшему разряду. Не болей сама-то. Через пару дней снова заглянем, расскажем, что там с тётей Нюрой.

Нюра приехала через неделю на машине вместе с дочерью.

— Забираю, я бабушка Матвеевна, подругу твою. Лечиться ей надо. У нас поживёт, а на лето, если захочет, сюда вернётся.

— Не хотела я ехать, — заоправдываласьНюрка, — да вишь какое дело-то… Там процедуры какие-то навыписывали, уколы, Лазаря какого-то делать надо. Съезжу, погощу, а как оклемаюсь, обратно и вернусь. Ты тут одна не скучай. Да на крыльце осторожнее, а то, не дай Бог, как я, соскользнёшь… Кто тебя спасать будет?

— Ты лечись, как надо, — не сдержала вдруг нахлынувших слёз Матвеевна. — Приедешь к лету и ладно.

Обнялись старушки, поплакали.

— Да ладно вам слёзы-то лить! — строго сказала дочь. — Не навек прощаетесь.

— Как знать, как знать, — тяжело вздохнула Матвеевна.

Нюрка села, машина резко взяла с места. Матвеевна перекрестила отъезжающих и долго махала рукой, хотя машина давно уже скрылась из вида.

Опять тяжело вздохнув, Матвеевна поднялась в дом, села у окошка.

Одна-одинёшенька! И действительно, не дай Бог, случись что, помощи ждать не от кого. Опять тяжело вздохнула и вытерла уголком платка глаза, хотя слёз в них и не было.

* * *

А через неделю приехал к ней председатель сельсовета, или по-новомодному — глава сельского поселения.

— Давай-ко, Матвеевна, собирайся. Знаю, что дочь у тебя далеко, а у нас в районе в Доме ветеранов места есть. Половину больницы под него по распоряжению нового губернатора отдали. Поживёшь там до лета, всё не одной маяться.