Джой Уильямс - Подменыш [litres]

Перл одолела последние ступеньки и прошла по коридору к своей комнате. На комоде у нее стояли бутылка джина и бутылка хинина. Она налила немного джина в стакан. Посмотрела на бутылки и вздохнула.

Она повернулась к ванной и увидела на полу жука, старательно пересекавшего комнату. Он был размером с фасолину, с матово блестевшим тельцем и занятными раскрытыми жвалами. Крылья были прозрачными. Глаза торчали на антеннах.

Будет пополнение для коллекции Ашбела, мелькнула мысль у Перл. Жук скользнул ей под ногу. Она услышала хруст его панциря.

Дом выглядел чистым и прибранным, но он таким не был. Здесь имелись грязные, иррациональные вещи. Низшие формы жизни, уносившие добрые намерения и жажду счастья.

Перл вошла в ванную на цыпочках и стерла насекомое с подошвы. Она открыла воду в ванной, сняла бикини и села голой на сиденье унитаза, потягивая джин и глядя, как набирается ванная. Перл тихонько напевала.

Она опустилась в ванную. Она дрожала и погрузилась до самой шеи. Она глотнула еще джина и поставила стакан на крышку унитаза, тактично скрывавшую его функции. Унитаз был оправлен в плетеный стул с откидным сиденьем. Чье-то понимание пристойности. На кафеле за унитазом виднелся потек. В моменты легкомыслия он напоминал ей ангела. Или, как минимум, ту часть ангела, где были крылья. А чем еще отличались ангелы? Младшие божки. Кто там – девочка-ангел или мальчик-ангел? Сложно сказать. Как со змеями. В этом тайна. Как это делают змеи?

Перл намылила свое костистое лицо. Ей стало чуть получше. Она закрыла глаза. Завтра день рождения детей. Она должна выбраться в город и купить что-то каждому из них. Ясное дело, она должна подарить что-то Сэму, как-никак родному сыну.

Она почувствовала легкую дурноту и откинула голову. Вода плескалась у нее в ушах.

Семь лет. Томас говорил, что в семь человек получает эмоции, которые будут вести его впредь. Томас говорил, что в семь ты перестаешь быть ребенком и получаешь лицо, по которому тебя будут узнавать или не будут.

Когда Перл было семь, она с родителями поехала на лето к морю и лежала на песке, чувствуя, как волны мягко набегают на нее. На самом деле она не просто лежала, а воображала себя жертвой кораблекрушения, совершенно бездыханной. Ну или почти. В остальное время она занималась тем, что прыгала на кровати у себя в комнате, раздевшись догола, с леденцом во рту, и боролась с собой. Она совершенно не знала себя. Не имела ни малейшего понятия, в свои-то семь лет.

Вода остыла. Перл вылезла из ванны. Она начала одеваться, забыв вытереться. Помедлила, глядя на кровать, бутылки, окно, за которым простиралось море, глянцевитое и серое, оделась полностью и натянула туфли. Глядя на себя в зеркало, она поняла, что оделась не столько к обеду, как на прогулку. Пожалуй, она не будет сегодня обедать. Алкоголь заменял ей пищу. Какая разница? Она съест завтра оладушек. Она терпеть не могла сидеть за обедом. Терпеть не могла картину Жерико над буфетом. Двадцать лошадиных задниц, нависавших над ними за едой каждый вечер.

Перл вышла из комнаты и спустилась к самому сердцу дома. Она услышала голос Томаса.

– …более продвинутый, чем Солери. Он очень увлечен терморегуляцией, созданием экосистем, функционирование которых не зависит от внешних энергоисточников. Я бы хотел поэкспериментировать здесь с чем-то подобным… Я…

Перл закатила глаза.

Цвета на острове поблекли с приближением сумерек, и море выглядело жирным и высоким от дождя. Перл всегда поражалась, что здесь вообще есть остров. Это казалось полнейшей случайностью. Стоило океану подняться на несколько футов, чего ему, казалось, ничто не мешает сделать, и большая часть острова исчезла бы. Однако же остров был на месте. С реками и прудами, глубоким сухолесьем, деревья в котором задушили вьюнки, и с зелеными солнечными дубравами и орешниками. А еще там были фруктовые сады, и устричные отмели, и пятидесятифутовые дюны. На самом деле Перл мало что видела из этого. В основном ей об этом рассказывали дети.

Она пошла по тропе за дом, уводившей по дуге к пляжу, мимо сломанной калитки и развалившихся садков, стоявших без дела со времен Аарона. Ее часто озадачивало, почему дети не держат там никаких зверушек. К примеру, пони, и коз, и телят… Но им как будто было не до того. За все годы, что Перл прожила здесь, никто из детей не завел себе хотя бы котенка или щенка.

Она прошла через низкорослую рощу на слегка подгибающихся ногах. Чуть не упала. Остановилась, затем села. Она тихо сидела – дура дурой, подумалось ей, – и вдруг увидела, как с ветки дерева слетел ворон и зашагал к ней с важным видом. Возможно, это был тот ворон, который пил из бассейна. Он быстро приближался к ней, вперив в нее свой черный глаз. Он клюнул ее в ногу.

Перл замахала на него руками. Ворон взлетел и ретировался за деревья. Казалось, для него явилось полной неожиданностью, что Перл еще жива.

Перл с трудом поднялась на ноги. Не жизнь, а шурум-бурум! Перл поспешила по тропинке, глядя на свои туфли, уходившие от нее. Она не могла вспомнить, чего ради решила выйти из дома. Она подозревала, что просто из желания оказаться как можно дальше от всех.

Она вышла из рощи и направилась под уклон через глухие заросли бобка, и бородача, и шиповника. Она прошла по лощине за дюнами, улыбаясь себе, спотыкаясь и черпая туфлями песок. Прямо перед ней небо цвета шампанского безмятежно сливалось с морем, но к северу она различала дождь, шедший серой лентой. У нее перед глазами заплясали пятнышки белого света, вероятно, из-за джина, хотя это могли падать звезды. Для августа обычное дело. Возможно, ее мозг стал таким восприимчивым ко всем этим вспышкам нейронов, что она теперь могла видеть звезды даже днем, хотя сейчас был уже не день, скорее сумерки, сумрачный час. И была звезда, сжигавшая себя, промелькнувшая и исчезнувшая раньше, чем ее смог заметить глаз человека. Лишившись поддержки той силы, что удерживала ее на своем месте. Как тот самолет, что упал с неба семь лет назад…

Иногда по ночам она слышала, как дети говорят в своих постелях:

«…колесница Кассиопеи. А это орел Аквила и лисичка Вульпекула…

…и ящерка Ласерта…

…и жеребчик Малый конь…»

Из-за серого полога дождя показалась фигура – жеребец, скачущий по пляжу. Точнее, это был вылитый жеребец, но Перл знала, что это Джо, в белых брюках, с развевавшимися белыми волосами, сам себе и конь, и всадник.

«Представь, как бы ты оседлала его», – подумала Перл, представляя это и чуть стыдясь. Но это скажет вам любая женщина. Что-то есть такое в позиции всадницы, что дает женщине почувствовать, что все остальное – не то.

Перл сделала еще несколько шагов и села, скрестив ноги, выставив только голову над мелкой дюной. Она смотрела, как бежит Джо. Он был еще далеко. От его бегущих ног пенилась вода. Жеребец в воде. Как же это красиво. Кони и лошади сами по себе умопомрачительны. Как-то раз дети прибили подкову над дверью ее комнаты. Это не принесло ей особой удачи, насколько она могла судить, но дети сказали, что эта подкова не для удачи, а чтобы отгонять кошмары, хотя и с этой задачей она не справлялась. Возможно, ее прибили вверх ногами. С некоторых пор Перл ее больше не видела. Наверно, ее сняли.