Дмитрий Стахов - Крысиный король

Катин ухажер был несколько старомоден, водил на концерты классической музыки, отвозил домой, провожал до подъезда, такси ждало, он целовал руку, после посещения «замков красоты» Катя звонила, просила приехать, встречала на лестнице, мы поднимались на чердак старого доходного дома, Катя отпирала дверь чердака. Это Катя посоветовала сделать предложение моей будущей жене, мы жили с бабушкой в трехкомнатной квартире, коммуналку расселили. Я последовал совету.

Потом Катя вышла замуж за будущего олигарха. Тот уже начинал неприлично богатеть, ездил на «Мерседесе», трехсотом, двух- дверном, темно-синем, блестящем, парковал его рядом со входом в свой академический институт, среди «Москвичей» и «Жигулей», вызывая зависть, зависть и ничего, кроме зависти, у своих коллег, докторов и академиков. Он часто заскакивал, как объяснял — просто так, по дороге, проезжая мимо, на огонек. Поначалу казалось, что дело в моей жене. Я уже тогда подпитывался завистью и ревностью. Оказалось — в моих крысах-волках, в моем эксперименте по созданию абсолютного оружия. Ведь крысы — как люди. Самый большой враг человека — другой человек. Враг крысы — другая крыса. Разница только в том, что одного человека не надо науськивать на другого. Рано или поздно он нападет и перережет горло. Вот крысу надо или выдрессировать, или вывести такую породу, такой тип, который с необходимостью нападет на другую. К крысам надо прикладывать усилия. Люди пожирают друг друга по внутреннему побуждению. В крысах такого нет. Это нужно в крысу внедрить. Для этого годится не каждая крыса.

Будущий олигарх мог подолгу смотреть на моих крыс. Они ему нравились. Он говорил, что у них взгляд такой же, как у него. У будущего олигарха был взгляд безумца. Он защитил диссертацию, ушел из академического института, руководил несколькими кооперативами, консультировал народных депутатов, писал для них тезисы выступлений, говорил, что его представили Горбачеву, но Горбачев — отыгранная карта, вся надежда на Ельцина и только на него. Он уже был не будущим, а просто олигархом. Он мечтал как-то, где-то еще использовать мою — я приписывал себе все заслуги прежних селекционеров, — технологию, только использовать ее на людях, создать преданных, безжалостных бойцов, которые так уничтожат врагов, что на их место больше никто не придет. Которые обеспечат окончательную и полную победу.

Каждый раз, появляясь у нас, он просил рассказать о крысиных королях — Гольц был скромнее, называл их волками, — просил сделать это еще и еще раз, и ничуть не издевался — он повторял за мной, его губы шевелились, в глазах был восторг: «…надо в большой клетке оставить несколько крыс-самцов, не давать им еды, никакой еды, только воду, они начнут жрать друг друга, и та крыса, которая останется одна, которая сожрет всех прочих, и будет крысиным королем. Ее надо будет запустить в крысиные ходы того места, где надо избавиться от крыс, — на мышей короля запускать тоже можно, только это слишком круто, мышей лучше потравить, вот крысы умнее, умнее мышей и подавляющего большинства людей, они быстро научаются избегать ядовитых приманок, а травить долго и везде опасно для людей, — и вот, запустив короля в крысиные ходы, надо подождать несколько дней, пока король не пожрет всех крыс, и как следует не погадит, не помочится — у королей специфический запах, который остается в крысиных ходах и отпугивает других крыс, которые бы могли прийти на место пожранных, и запах этот появляется, когда крысиный король как следует пожрет себе подобных…»

— Гениально! Ге-ни-ально! — вскрикивал олигарх, хлопал в ладоши, радостно хохотал, вливал в себя им же привезенный коньяк, он теперь не боялся пить за рулем, в кармане лежали скрепленные зажимом пятидесятидолларовые купюры, за пятьдесят долларов можно было делать все что угодно. — Это абсолютно, совершенно, предельно гениально! Ты сам догадался? Да? Ты — гений, гений, гений!

Он был уверен в том, что обладает большим влиянием. Видимо, так оно и было. Наступало новое время. Такие, как он, решали вопросы. Те, которые не поддавались, решение которых требовало слишком больших усилий, средств, разрубались по живому. Он приезжал уже с охраной, мы пили коньяк, один охранник дежурил внизу, у машины, другой — на лестничной клетке, пугая соседа, выходившего покурить к мусоропроводу, маленьким, висевшим под пиджаком, израильским автоматом. Катин муж был навязчив. Он, конечно, знал про меня и Катю.

Сначала я думал — догадывался. Или нанял кого-то следить. Оказалось — Катя сама ему рассказала, потом жаловалась, что было проще признаться, чем несколько часов кряду выдерживать допрос. Он делал вид, что ничего не произошло. Устроил мою жену в хорошее издание, а ее все время тошнило, лицо стало еще больше треугольным, подбородок торчал, глаза напоминали глаза персонажей японских мультфильмов, она сидела на бюллетене. Выходила на несколько дней, вновь заболевала. Это был короткий период, когда она была ласковой и покорной; если не сидела на полу, обняв унитаз, то лежала на диване, говорила, что я ее брошу и буду прав, она бы, будь на моем месте, точно бы ушла, необязательно к кому-то, просто в день, в ночь, ну а мне-то есть куда идти, Катя на деньги мужа может снять квартиру, да-да, она сама мне все рассказала, ты на мне женился, чтобы быть к ней поближе, мой залет тут дело десятое, ты трус, боялся ее олигарха и сейчас боишься; не бойся, он лишен чувства ревности, я вот не лишена, подожди, проблююсь, окрепну, я тебе такого задам, ты у меня будешь на цырлах кругами ходить.

Она отлеживалась дома, переживала, что не может выполнить редакционное задание, собиралась позвонить, сказать редактору, что больна, что боится даже выйти из дома, а я предложил сходить вместо нее — делов-то, пойти в Комиссию по розыску при Министерстве обороны, поговорить с заместителем начальника, взять фотографии пропавших без вести в Афгане, отвезти в редакцию, чтобы там сделали копии, — она согласилась не сразу, говорила, что я не смогу задать нужные вопросы, если она напишет их на бумажке, не смогу вопросы запомнить, вопросы она записала, я их выучил, она меня проэкзаменовала, дала редакционный диктофон марки «Олимпус», еще раз проверила, как я помню вопросы, протошнилась, прополоскала рот, спросила — зачем я всем сую под нос свою доброту, свою отзывчивость? я идиот, дурак или хитрован, имеющий какую-то свою цель? ведь всем известно, что мне все до лампочки, что я черствый, сухой, скучный, что мне близки только мои крысы, мои крысиные короли, подожди, рожу, тогда выкинешь своих крыс на помойку, передушишь их и выкинешь, так ты никого не обманешь, уж меня — точно, на хрен ты на мне женился, на хрен я согласилась выйти за тебя, у тебя достоинств — умелый член, да и то — умение его равнодушно, эгоистично, я это чувствую, каков хозяин, таков и он.