Джульет Греймс - Семь или восемь смертей Стеллы Фортуны [litres]

Карманные деньги Четтина потратила на невиданное лакомство – сдобный пончик, жаренный в масле. Пирожник буквально заворожил Стеллу, когда вылил ложку жидкого теста в шкворчащее масло, через несколько секунд выловил пухлый шарик, другой ложкой зачерпнул каштанового меду (сколько же стоит этакий большущий горшок?), затянул маленькое горячее чудо сетью медовых нитей и подал Четтине на сосновой дощечке. Разумеется, Четтина разрешила Стелле откусить.

Сама Стелла предпочла анисовую карамель. Liqurizia оказалась соленой и пряной, язык сразу жестоко защипало – это у Стеллы-то, которая без единой слезинки могла сжевать перчик чили! Полакомившись, девушка долго бродила по рядам, где продавали принадлежности для шитья и рукоделия – целые мотки атласных лент, тесьму с блестками, горы пуговиц. Ага, теперь она знает, что почем и сколько накручивает коробейник; теперь уж Стелла поторгуется с этим спекулянтом!

Ассунта тоже кое-что купила – особый твердый сыр и сушеные белые грибы, porcini [8] Буквально – гриб-поросенок ( porco – свинина). (сказали, что они вкуснее мяса), и перешла к прилавку с золотыми изделиями. Толстый торговец обливался по́том, солнце жарило ему лысину. По обе стороны от прилавка поигрывали мускулами крепкие смуглые парни. Одну за другой Ассунта осмотрела все представленные вещицы. Казалось, она ищет что-то конкретное.

– Вот за это сколько хотите? – спросила Ассунта.

Прежде чем торговец ответил, за Ассунтиным плечом вырос Гаэтано Феличе. Его пальцы учтиво коснулись шляпы. Торговец назвал цифру, и Гаэтано кивнул: дескать, справедливая цена.

Надо же, какой Гаэтано галантный, подумала Стелла. И как хорошо в дорогих вещах разбирается – ему нос не натянешь. Стелле сделалось любопытно. Шагнув к прилавку, она увидела, что́ привлекло внимание матери. Это был миниатюрный медальон в форме изогнутого перчика, выточенный из белой кости и оправленный в золото. Такие вещицы, Стелла знала, носят от сглаза.

– Ты в той поре, что без оберега никак не обойтись, – произнесла Ассунта. Она не повернула головы, но Стелла поняла: мать к ней обращается. Все из-за нового наряда, открывающего ложбинку между грудями. – Эта штучка злые чары отводит. – Затем Ассунта обратилась к торговцу: – А еще один, такой же, есть у вас?

– К сожалению, синьора, этот медальон в единственном экземпляре. Но взгляните сюда, – торговец не без усилия развернулся боком. – Вот cornetto также из кости, только не белой, а черной.

Ассунта низко склонилась над вещицей.

– Нет, этот не такой.

– Только цветом они и отличаются, – терпеливо и вместе с тем устало принялся объяснять торговец. – Натуральная кость, чистое золото. И цена одинаковая.

Ассунта выпрямилась, взглянула на Гаэтано.

– Синьор Феличе, скажите этому синьору, что я покупаю оба медальона.

Говоря это, Ассунта коснулась своей правой груди несколько энергичнее, чем позволительно на людях, – неосознанно выдала, где прячет деньги.

– Я вернусь через несколько минут, синьор.

Стелла и Четтина вместе с матерью юркнули в боковую улочку, где Ассунта, опасливо косясь по сторонам, извлекла из-за корсажа заветный узелок. Высыпала монеты на ладонь и предъявила Стелле – дескать, пересчитай. Оказалось, на два оберега уйдут почти все их деньги. С другой стороны, для того и ярмарки устраивают, чтоб народ раскошеливался на вещи да лакомства, которых в обычный день не купишь.

Они вернулись к прилавку, и Ассунта отдала деньги Гаэтано, чтобы он вручил их торговцу. Тот любезно снабдил каждый оберег кожаным шнурком.

– Придет день, и каждая из вас получит цепочку из чистого золота, – сказала Ассунта. – Может, от меня в подарок, а может, от жениха или мужа. – Она собственноручно надела обереги дочерям на шеи – белый Стелле, черный Четтине. – Запомните, девочки мои: цепочка с крупными звеньями блестит ярче, да только стоит дешевле, потому что золота в ней меньше. А вот ежели звенышки меленькие, значит, они тесно сидят – стало быть, на такую цепочку больше золота пошло. Так, по цепочке дареной, можно сразу определить, хорош ли жених. Кто любит, тот тоненькую цепочку купит.

После полудня торговля свернулась, а музыка заиграла громче и веселее. Пошли песни, возлияния, танцы. Поначалу Стелла глядела на танцующих девушек с неодобрением и тайной завистью: ишь как вертятся, как хохочут, как у них кудри подпрыгивают! Вот бы и ей решиться! Однако вскоре робость растаяла под жарким солнцем, и сестры Фортуна вступили в круг, стали смеяться с девушками, которых прежде в глаза не видели, и выделывать немыслимые па под резкие звуки шарманки и скрипок. Потому что в этом весь смысл тарантеллы: прыгай повыше, перебирай ногами почаще – и тарантул тебя в босую пятку не ужалит. Шарманщик, парень лет двадцати пяти, смазливый, улыбчивый, кудрявый, косился на Стеллу – и ей это очень нравилось. Мелодия, которую он словно бы прял, будоражила кровь; даже мысли об отце, отравлявшие Стелле праздник с самого утра, и те почти улетучились.

Только Стелла потеряла бдительность, как над нею раздался мужской голос:

– Приветствую тебя, bella ragazza ! [9] Прекрасная девица ( итал .).

Если бы Стеллу не застали врасплох, она бы иначе отреагировала – может, резко, а может, насмешливо. Но она, вздрогнув, обернулась (то-то глаза вытаращила, должно быть!) и переспросила:

– Это вы мне?

Юноша, дерзнувший подойти так близко, что Стелла расслышала его слова сквозь музыку и смех, был дюймов на пять выше ее и года на три старше, волосы имел кудрявые, кожу – не тронутую загаром.

– Простите, мне следовало сказать: «Приветствую вас, красавицы», – поправился юноша.

За Стеллиным плечом прерывисто задышала Четтина.

– Вы сестры? – спросил незнакомец. Ни Стелла, ни Четтина никаким образом не подтвердили и не опровергли его предположение. – Да, не иначе, сестры. Но вы не здешние. Будь вы из Никастро, я бы ваши прекрасные лица запомнил. Откуда же вы?

– Из Иеволи, – ответила Четтина. Она бы и больше выболтала, не ущипни ее Стелла за предплечье. Четтина сдавленно пискнула и прикусила язык.

– Нельзя открывать чужим, где живешь, – наставительно произнесла Стелла.

– Ваша сестра совершенно права, синьорина, – одобрил незнакомец.

Стелла знала: Четтинины глаза наполнились слезами. Незнакомец тоже это почувствовал, даром что глядел отнюдь не на Четтину.

– Я вовсе не чужой, – поспешил он сообщить. – Вам нечего стыдиться, синьорина. – Он повел головой в сторону Гаэтано, который мгновение назад зубоскалил с парнями на другой стороне улицы, а тут вдруг очутился рядом. Наверное, отслеживал неопытных соседок, как заправская дуэнья. Или как ястреб, кровно заинтересованный в мышах.