Борис Земцов - Жизнь строгого режима. Интеллигент на зоне

Впрочем, довольно жути. Самое время вспомнить, что как бы хорошо ни работал беспроволочный тюремнолагерный телеграф, как бы стремительно ни распространялась в уголовной и арестантской среде вся информация, все равно серьезные зеки — люди неразговорчивые, недоверчивые, закрытые, зачастую вокруг каждого из них непроницаемый «футляр» недосказанного, неизвестного. И сохраняется этот «футляр» в течение всего срока, как бы велик он не был. Так что не про всех все я знаю. И, возможно, мои выводы слишком скоропалительны.

Видел уже не раз, как «шныри», стряпающие для отрядного «смотруна» и его приближенных, таскают на подносах чай, кофе, бутерброды, а то и что-то более основательное отряднику в кабинет. «Что удивляться, блатные его подкармливают, а он их аппетитом радует, так уже заведено…» — пояснили мне старожилы отряда.

Странная, более чем странная традиция. Выходит, блатным, постоянно заявляющим о себе как о главных хранителях и продолжателях истинно правильных тюремнолагерных традиций, кормить «мусоров» из своих запасов — нормально? Кстати, запасы эти во многом состоят из наших, «мужицких», взносов, даров, пожертвований. В итоге, не очень-то представляю, как подобная пища глотается, а не встает колом у того, кто вроде бы как должен держаться от нас на подобающей дистанции, столь необходимой ему для поддержания своего авторитета, для организации ответственного процесса нашего воспитания и перевоспитания. Пытался заговорить на эту тему с некоторыми вроде бы здравыми «мужиками», в ответ услышал вполне конкретное: «Не наше дело, не нами заведено…» А «в довесок» еще узнал, что некогда руководивший отрядом майор внутренней службы Иван Б. (когда я только прибыл в Свинушки, то застал его отрядником, потом он ушел в пожарную лагерную службу) не только столовался в отряде, но и без тени сомнения отдавал свои рубашки стирать и гладить отрядным «обиженным». Сочный пример неистребимой мусорской любви к халяве. Да и о специфике сложившейся в зоне «положухи» такой факт свидетельствует более чем красноречиво.

К москвичам здесь отношение, откровенно говоря, «не очень». Бытует мнение, будто люди, живущие в столице, зарабатывают «немерено» (хочешь — честным, хочешь — преступным путем) и могут зарабатывать еще больше, потому что в этой столице возможностей для этого выше крыши. И если они этого не делают, то исключительно по причине своей неповоротливости, чрезмерной закормленности и обычной лени. Помню, когда наш московский этап только прибыл в Березовский лагерь, мы, прежде чем попасть в карантин, несколько суток находились в своего рода перевалочных транзитных помещениях (на изолированном положении, с прогулками в крытом дворике и т. д.). Тогда первой «малявой», полученной из лагеря, была записка с просьбами: а) дать кофе; б) выделить пару кожаных черных перчаток. И это в то время, когда тюремно-лагерные обычаи по отношению к вновь прибывшему в зону этапу никто не отменял. Обычаи, кстати, вполне человеческие — в первую очередь интересоваться, как добрались, все ли благополучно, нет ли в чем нужды. В этом обычае и непременный (или, по крайней мере, крайне желаемый) «грев» для вновь прибывшего этапа — курево, чай, что-то сладкое к чаю. А тут, — «не мы вам, а вы нам», да еще и не в самой уважительной и вежливой форме.

Чуть позднее услышал чисто местное своего рода пояснение-оправдание негативного отношения к столичным жителям: «Мол, слишком мало отстегивают на “общее”», «Неохотно делятся с соседями содержимым посылок» и т. д. Услышал — и пожал плечами. Что-то очень похожее доводилось наблюдать во время прохождения армейской службы (тогда я еще не жил в Москве, призывался из Тулы), в периферийных редакционных командировках. Верно, не жалует российская глубинка москвичей. Про себя отметил и другое: степень лютости в отношении к уроженцам столицы прямо пропорциональна здесь степени отдаленности проживания и уровню невежества человека, это отношение активно демонстрирующего. Чем более «медвежий угол», где он провел большую часть своей биографии, чем беднее впечатления от его прожитой жизни, чем меньше книг прочитал он за свою жизнь, тем подозрительней и ненавистней его чувство к жителям Москвы! А наше уважаемое телевидение в лице всех каналов этот негатив, похоже, активно подогревает, эту рану с наслаждением расковыривает. Что не сериал, что не репортаж — герои (москвичи) то на фоне шикарной иномарки, то в ресторане за столом с невиданными яствами, то в окружении экзотических шлюх. Конечно, завидно!

Надежда блеснула. Зарница яркая и большая. Даже писать не хочется. Боюсь сглазить. Боюсь спугнуть удачу. Сначала пришло заказное письмо от адвоката Сергея Львовича, где он сообщал, что в конце этого месяца будет решаться судьба его надзорной жалобы по моему делу. Показательно, что эту жалобу получил Верховный суд, именно он официальным порядком направил ее в Мосгорсуд, тот самый, что когда-то разбирал кассационную жалобу по моему делу и снизил мой срок с восьми до семи лет, откинув чудовищное по идиотизму обвинение, связанное с приобретением и хранением наркотиков.

Я не юрист, не адвокат, но, посидев свое, уже знаю: когда дело спускается с самого верха в инстанцию, что выносила последний приговор, есть большая вероятность, что ситуация изменится к лучшему, к максимально лучшему, вплоть до полного пересмотра дела, изменения приговора и… обретения свободы! Конечно, бывает, что подобные процедуры заканчиваются ничем — остается арестант с тем же приговором, с тем же сроком на том же режиме, но шанс, как говорится, велик.

Через пару дней вызвали в спецчасть — вручили уже официальные документы о дате суда. Оказывается, пришел запрос и на мою характеристику. По этому поводу вызывал отрядник. С испугом и недоумением пробежал глазами бумагу с красным пятном герба столицы в верхнем левом углу, буркнул: «Вот характеристику надо отправить… Я — что, я — не против… А чего про актив писать?..» «Какой актив?» — изобразил я на лице самое искреннее недоумение. «У нас положено, если какая характеристика, надо про актив отражать — вступил, не вступил. Если не вступил — заявление прямо сейчас можно написать». В этой ситуации мне только оставалось, что мотнуть головой.

Наивный и невежественный капитан Василиса! Наивный, потому что мне предлагал писать заявление о вступлении в несуществующий, но тем не менее пользующийся сверхгадкой репутацией «актив» — организацию, объединяющую всех, кто готов поддерживать «во всем и вся» администрацию зоны. Невежественный потому, что не знает, что вся эта фигня с активом, разделяющимся на секции и т. д. и т. п., уже более года как объявлена специальным приказом специального министерства упраздненной. Более того, в пояснении к этому решению русским языком сказано, что практика эта не просто бесполезная, а откровенно вредная, микроклимат в местах лишения свободы ухудшающая, способствующая расколу заключенных на враждебные, непримиримые группировки.