Борис Земцов - Жизнь строгого режима. Интеллигент на зоне

Потом определяется объем необходимой суммы. Разумеется, с учетом размера недосиженного оставляемого срока и потенциальной платежеспособности «клиента». Чаще всего деньги предлагается, вполне в духе времени, перевести на банковский счет, иногда просят по старинке — «занести», передать в руки нужного человека «наликом».

При этом на всех этапах переговоров «виновнику торжества» — кандидату на УДО многозначительно объясняют, что вероятность положительного решения «проблемы» очень велика, что во всем этом участвуют «оч-чень влиятельные, оч-чень серьезные люди», и, будто мимоходом, вскользь, скороговоркой добавляется, что, если что-то «не срастется», деньги обязательно будут возвращены тем, кто их платил, перечислял, заносил. И уж совсем скороговоркой добавляется, будто деньги вернутся все, почти все, за вычетом некоторой пустяковой суммы, что потребовалась на представительские и прочие накладные расходы. В зависимости от степени доверчивости «клиента», это обычно пять — десять, реже пятнадцать — двадцать процентов от фигурировавшей суммы. Универсальная, гениальная в своей простоте, схема вытрясания денег из доверчивых простаков! Если претендующий на УДО благополучно проходит все суды и вытаскивает свой счастливый билет, то, разумеется, слышит в свой адрес: «Вот видишь, мы постарались, мы сделали, все получилось…» Если же он сталкивается в этой ситуации с кондовым коррупционным произволом и получает отказ (слышит традиционное в этой ситуации мерзкое слово «нецелесообразно»), то слышит еще более предсказуемое: «Вот, не срослось, мусора виноваты, мусора оборзели, что обещали — не решили, мы же все возможное сделали, ну а деньги твоим близким обязательно вернут за вычетом процентов десяти, как обещали, как договаривались…»

Несложно догадаться, что злополучные «десять процентов» списываются чаще всего на ресторан, в котором якобы обсуждались детали грядущей операции (мусора пили-ели, ничего не сделали…).

«Качать права» в этой ситуации бесполезно и бессмысленно. Явного обмана, откровенного мошенничества вроде бы нет, ну а все прочее… это как раз те самые издержки производства, без которых ни в одном деле не обойтись. Говорят, какая-то доля с этих денег идет в «общак», что-то делится между участниками «проекта», что-то просто теряется на сложном пути перевода с одного счета на другой. Кстати, и основная сумма возвращается очень часто нескоро, нехотя, нередко несерьезно малыми частями.

Очень может быть, что в самое ближайшее время какие-то аналогичные предложения на подобную тему поступят в мой адрес. Кажется, я уже знаю, как вести себя в этой ситуации.

Случайно попал в руки томик Д. Оруэлла (разумеется, «1984» и «Ферма животных»). Перечитал. Как говорится, нужная книга в нужном месте в нужное время. Споткнулся на призыве «привыкнуть к жизни без результатов и без надежд…». Долго переваривал все возможные смыслы, скрытые в этих словах. Кажется, в моей ситуации это сверхактуально. Всерьез следовать этой установке — значит по максимуму мобилизовывать свой характер. Здесь необходимы и воля, и мужество, и прочие достойные качества. Почти путь героя. И все-таки — не мой путь. Результаты и надежды есть всегда. Без них невозможно. Если они не обнаруживают себя сами — их найти, добыть, построить, отвоевать. Даже придумать их в этой ситуации вполне простительно. Результаты и надежды нормальному человеку просто необходимы. В моем конкретном случае результаты — это вполне конкретные события и факты, свидетельства развития и движения (сегодня подтянулся восемь раз, завтра надо непременно подтянуться девять раз, сегодня написал один абзац в дневнике, завтра — обязательно два и т. д.). И понятие «надежда» здесь сверхактуально. Надеяться надо, выжить, выжить достойно, вернуться нормальным, мыслящим, окрепшим. В идеале, плюс к этому добиться пересмотра дела, восстановления справедливости. Надо надеяться и на более скорое, чем предусмотрено незаслуженным наказанием, возвращение домой (используя возможности УДО).

Вот и получается, что в «моем случае» смысл понятия «результаты» самым тесным образом переплетен со смыслом, скрытым в понятии «надежда». Все переплетено, перекручено. Значит, будем расплетать, раскручивать. Без надежд и без результатов здесь никак нельзя!

И на страницах этого дневника (письменно), и просто во многие моменты моей арестантской биографии (устно, но про себя, разумеется) я неоднократно удивлялся тому, как многие мои «коллеги по неволе» (кто с бравурной рисовкой, кто с искренней скорбной грустью) признавались, что здесь, в зоне, «за колючкой», они чувствуют себя как дома, что здесь им хорошо, что здесь им чуть ли не лучше, чем на свободе. Пытался анализировать, пытался объяснить подобные аномалии. Чаще всего приходил к выводу, что за ними духовное нездоровье, личная ущербность, пробелы в воспитании, не лучшая наследственность. Кажется, с подобными выводами я здорово спешил.

Торопясь с окончательными оценками, я, похоже, не замечал главного. Ведь «вольная жизнь» для этих людей — жизнь в теперешнем нашем государстве, в нынешнем нашем обществе, главные приметы которых — разрушенная система правовых и социальных гарантий, продажные чиновники, вывернутая наизнанку мораль, диктатура произвола. Прискорбно, но вполне закономерно, что в подобных условиях и на воле (понятия «воля, свобода» и т. д. формальны) эти люди ощущают себя полностью незащищенными, никчемными и ничтожными.

Получается, зона, тюрьма, неволя для них хороши и комфортны не потому, что сами они такие «неправильные», а потому, что эта самая воля в лице государства и общества — сосредоточение несправедливости и прочего паскудства. А «за колючкой» проще и надежней. Есть весьма условный «кодекс порядочного арестанта», есть простенькая, но в целом здоровая и местами очень правильная система лагерных ценностей — следуй этому кодексу, придерживайся этих ценностей — и… почувствуешь себя винтиком в системе, начнешь испытывать что-то похожее на «уверенность в завтрашнем дне». Если в этих рассуждениях я хотя бы частично прав, то… презрения достойно такое государство, великой жалости заслуживает подобное общество…

Суд грянул… Суд разразился положительным решением — признал целесообразным отпустить меня на волю. Условно-досрочно. Удача улыбнулась. Да что там удача! Впервые за много лет закон повернулся ко мне лицом. А еще сыграли свою роль множество факторов, о которых я пока только догадываюсь. Придет время, все это я разложу по полочкам. Восстановлю в деталях весь механизм моего освобождения. Но это позднее. Наверное, уже на страницах книги, которую обязательно напишу. Ее основой будет этот дневник, который я вел здесь, в неволе. И с ним уже можно прощаться, тем более что большую его часть всеми правдами и неправдами я переправил на свободу. Прощай, моя «китайская» тайнопись в тетрадях, блокнотах и на случайных листах. Здравствуй, книга! Серьезная и честная, которой еще нет, но которая обязательно будет.