Кирилл Рябов - Пёс

— Бобровский Алексей Иванович, рядовой запаса.

— Прекрасно. Излагайте, что у вас случилось. По лицу вижу, ничего хорошего, да? Но могло быть хуже?

Сначала Бобровский рассказал про смерть Насти. Правда, его рассказ уместился в три слова:

— Моя жена умерла.

— Сочувствую, — сказал Митин, гоняя пальцем пыль со стола.

— Оказалось, она должна кредиторам. Теперь на меня насели, требуют долг.

— По закону они правы. Вы наследник первой очереди. И по долгам спрос с вас.

— Ладно. Речь не об этом. Хотя об этом. Вчера один из них вывез меня за город, избил и ограбил.

— Много взял?

— Тысячи две с копейками.

— Так.

— Что делать? — спросил Бобровский.

— Слышите, вода бежит? — спросил Митин. — Уже третий день ждём водопроводчика. Если сесть на унитаз, брызги прямо в жопу брызжут.

Бобровский молчал.

— Но я понял вашу ситуацию. Первое. Отбить ваш долг мы не можем, разумеется. Там ведь всё по закону? Договор? Хорошо. Значит, претензий к кредиторам у нас нет. Деньги всё равно придётся отдать. Они с вас не слезут. Второе. Этот пидор, который вас избил. Хотя он вряд ли пидор, не в прямом смысле, но кто знает. Так вот. Если мы его найдём, если отыщутся свидетели, доказательства, что это он вас бил, а не кто-то другой…

— Я могу его опознать, — сказал Бобровский.

— Ладно, ладно, допустим. Можно привлечь его по статье «побои». Грабёж под вопросом. Доказать будет сложно. И ваши проблемы с долгом от этого никуда не исчезнут. Даже наоборот. Вам ещё могут накинуть проценты или штраф какой-нибудь. Кстати, вы побои фиксировали?

— Нет.

— Почему?

— Я был в травме. Там огромная очередь.

— Так себе аргумент. Что остаётся? Ваше слово против слова этого пидора или не пидора. Это если удастся его найти. Его имя вы знаете? Нет? Номер машины запомнили? Тоже нет? Видите, как всё зыбко.

— Ясно.

— Так уж обстоят дела, — сказал Митин. — Хотя ситуация скверная. И я вам правда очень сочувствую. Но…

— Но заявление вы не примете?

— Вы даже побои не зафиксировали. О чём разговор?

Бобровский встал. Он ожидал, что этим всё закончится. Хотя и надеялся на какое-то необъяснимое чудо.

— Погодите, — сказал Митин.

Он записал на листке номер телефона.

— Хорошо подумайте, а потом позвоните.

Бобровский взял листок.

— А что это?

— Там помогут решить ваши проблемы. С долгом, со всем. То есть не со всем, конечно. Жену вашу не воскресят, но вот с этой кредитной хернёй точно разберутся.

— Серьёзно?

— Без шуток, — сказал Митин. — Всего доброго.

Бобровский положил листок в карман и вышел в коридор. Вода продолжала шуметь, и, кажется, её напор стал сильнее.

Игнатьев зашёл в магазин садового инвентаря, когда позвонил Герман.

— Этот баран вчера бросил трубку и отключил телефоны, — сказал Герман.

Игнатьев понял, о каком баране идёт речь.

— Он псих. Ненормальный. Я это в его глазах увидел, — ответил бывший омоновец, разглядывая грабли, тяпки и вилы.

— А что ещё ты там увидел? — спросил Герман.

— Где? В глазах? Не знаю. Вроде ничего больше.

— Ты сильно его испиздил?

— Почти не пиздил. Так, слегка поучил.

— Мало. Надо больше. Вывези его на речку, утопи слегка, но не насмерть. Окна разбей. Пальцы сломай. Мне это всё не нравится. Какие-то заторы пошли. Сначала тот дед…

— Какой?

— Который повесился.

— А.

— Потом медсестра. Теперь этот вдовец хуев.

— Я разберусь, — сказал Игнатьев. — Не волнуйся.

— Я не волнуюсь. Пусть эти гниды волнуются. Это твоя задача, между прочим, чтобы они волновались.

— Ага. Устрою им Содом и Гоморру.

— Что устроишь?

— Содом. И Хиросиму с Нагасаки.

— Ты уж постарайся.

— Я всегда стараюсь.

Он нажал отбой. Подозвал продавца, старика в зелёном фартуке.

— Где у вас лопаты? — спросил Игнатьев.

— В соседнем отделе, идёмте, — сказал старик. Он был высокий, костистый, с длинными тонкими руками.

У Игнатьева руки были обезьяньи.

— Вам для каких целей лопаточка? — спросил продавец.

— Огород копать.

— О, понятно. Картошка?

— Да, да, картошка.

Игнатьев выбрал штыковую лопату с деревянным черенком. Подержал, примерился, представил, как сносит старику голову размашистым ударом.

— Перчатки понадобятся? — спросил тот.

— Да, давай, — ответил Игнатьев. — И кислота ещё нужна.

— Что? Кислота? Какая кислота?

— Ну какая бывает? Серная? Соляная?

— Зачем?

— Бороться с вредителями. Ясно?

— У нас нет кислоты. Но от вредителей есть хорошие пестициды.

— Ладно, не надо. Я возьму лопату и перчатки.

— А как же вредители? — спросил старик.

Игнатьев приблизился к нему вплотную.

— Дед, ты чего пристал, а? Зачем лопата? Зачем кислота? Что это за вопросы ебучие?

Старик моргал, приоткрыв рот. Он был похож на богомола. Но не хищного, а трусливого и безобидного. Игнатьеву захотелось смять его мошонку и оставить тут корчиться на полу. Представив это, он почувствовал отвращение.

— Где касса? — спросил Игнатьев.

Старик мотнул головой.

— Не бойся, дед, доживай спокойно. Просто рот поменьше открывай, когда не просят.

— Хорошо, как скажете.

Расплатившись, Игнатьев вышел на улицу, кинул лопату в багажник машины и сел за руль. Набрал номер Бобровского. Абонент был недоступен. Он и не ждал, что тот ответит. Но решил попытаться.

— Ладно, гад, сам прибежишь, — сказал Игнатьев.

Ему понравилось, как это прозвучало.

Бобровский вернулся домой. Впереди был целый день. И другие дни. Он не знал, что делать. Поход в милицию был глупой, унизительной затеей. Но что оставалось? Стоило попробовать и это тоже. Вот, попробовал. И что получил? Что получил? Бобровский пошарил в карманах и достал листок, на котором Митин записал номер телефона. У этого борца оказался красивый каллиграфический почерк. У Бобровского почерк был корявый, как у троечника из средней образовательной школы. Он вспомнил, что есть ещё адрес, который дал Никита. Бобровский записал его в книжку, лежащую рядом с Настиным ноутбуком. Вот два варианта. Но очень сомнительные. Бобровский сунул листок в книжку. Потом включил ноутбук. Может, там есть ответы? Но там был нужен пароль. Бобровский попробовал день рождения Насти. Не получилось. Больше ему ничего в голову не пришло. Он выключил ноутбук и выглянул в окно. Побитая машина стояла на своём месте. Кто-то написал на капоте неприличное слово краской из баллончика.

Стало жарко. Бобровский разделся до трусов. Снял с кровати помятую простыню и попытался разорвать. Не вышло. Он принёс с кухни филейный нож и распорол простыню на длинные узкие лоскуты. Получилась целая куча цветастых ленточек. Бобровский включил телевизор, сел на пол и начал плести. По телевизору показывали политическое ток-шоу. Дело там дошло до драки. Ведущий пытался пнуть ботинком какого-то венгра и кричал: