Алеся Ранимая - Еврейка

Парень развёл руками, он действительно не понимал.

— Мы видели тебя сегодня здесь, — и Серый ткнул пальцем в сторону моря, лужайки пустыря.

Парень сник, казалось, он вот-вот заплачет, он опустил голову, закрыл её руками.

— Мы видели, как ты бросил здесь собак! Как ты мог?

Парень в красной бандане поднял голову. Нет, он не плакал, напротив, его лицо выражало радость и облегчение.

— Вот блин, я чуть не обосрался! Думал, из-за таблеток… а вы из-за собак? И что с ними?

— Мы их забрали, — выдохнул я.

— Правда? Я так рад. — Парень попытался снова встать, но Серый надвинулся на него всей массой, и тот сел. Мы стояли над ним и слушали.

— Я так рад, я бы в жизни не смог, но тут понимаете. Моя девушка! Я так никогда ещё не был влюблён Она неземная! Она… да слов нет просто!

Слов действительно не было, и парень начал водить руками в воздухе, закрывать, открывать рот в попытке выразить то, что выразить было невозможно. В конце концов он разродился:

— Она просто идеальна! Но у неё тяжёлая аллергия на всех животных, прям задыхается и всё! Я пытался написать объявления, но это долго, я не мог больше ждать! Вы бы её видели! Да я вам покажу, она здесь! Хотя нет. — Парень оглядел меня, и это заняло у него едва ли секунду, а затем посмотрел снизу вверх на Серого. Взгляд его задержался, прошёлся от головы до ног и обратно. — Нет, лучше не буду знакомить… Короче, я думал усыпить, но это так жестоко! А тут у них был шанс, и вот, вы видите, я так рад, вы их себе взяли?

— Да нет, на шашлыки пустили, — сказал серьёзно Серый и ткнул пальцем в ещё дымящийся мангал.

— Да ладно! — Парень слабо улыбнулся, не в силах поверить.

— Эта? — Я раскрыл перед его лицом паспорт Ани.

— Кто?

Я придвинул к нему фотографию.

— Это твоя девушка?

Велосипедист прищурился с неохотой, и вдруг его лицо озарилось, как безумный он протянул руки к паспорту, пытаясь выхватить его из рук, и казалось, сделай он так, то или съел бы его, или, как минимум, облизал бы.

— Да, да, это она! Так вот какая у неё красивая фамилия! А то я искал её в сети, искал! Ой какая фамилия красивая!

Я протянул ему паспорт.

— На, иди, отдай ей, видно, потеряла.

Парень в красной бандане выхватил паспорт и затрясся над ним, как над сокровищем. Мне даже стало жаль его. Но потом я вспомнил глаза рыжего большого щенка и белого лабрадора, и жалость испарилась.

— Спасибо, пацаны, ой спасибо! Бедная моя девочка волнуется, наверное! — он с трудом мог оторваться от Аниного паспорта, но таки сделал над собой усилие и пропищал: — Хотите знать, как зовут собак?

— На хрен иди отсюда, придурок! — рявкнул на него Серый.

У меня в кармане ожил телефон и брякнул сообщением. Я не поленился проверить:

— Родители назвали лабрадориху Ссссушкой.

— Классное имя, — Серый рассмеялся, — особенно в твоём исполнении!

Я тоже расхохотался, Ссушка, мои родители не видели в сыне изъянов!

— Сссссемейное.

Сцена из триллера: молодая мама приходит на открытую городскую площадку с двухлетним ребёнком, отпускает его побегать и вдруг, по неизвестной причине, слепнет.

Даю время на работу воображения.

А теперь настоящая история.

Не очень молодая, но тоже когда-то мама, приходит в открытый городской парк с собакой, оглядывается по сторонам и, зная, что совершает преступление, спускает собаку с поводка: «Парк такой пустой, а Пиня такой послушный, да и ноги уже не те ходить с ним — пусть побегает». Через пару минут у Валентины Николаевны случается первый из трёх последующих инсультов, и она слепнет.

Она понимает, что паниковать бессмысленно, а так хочется!

Еле сдерживая подступающие слёзы, она нащупывает в кармане пальто телефон. Уставшие пальцы скользят по гладкой поверхности сенсорного экрана — даже имея зрение, Валентина не всегда могла с ним справиться.

Слышно, как бегает по парку Пиня, шуршит по траве лапами. Она вытягивает руку, щупает вокруг себя воздух и почему-то вспоминает утренний разговор с дочерью.

— Да, он кастрированный, все прививки, — дочь говорит по телефону. — Порода? Пинчер, поэтому и Пиня, понимаете?

Пиня кладёт свою голову на стол и печально смотрит на Валентину, та отщипывает кусочек хлебушка и украдкой следит за передвижениями дочери по кухне.

— Нет, мы не можем его привезти, у меня мама болеет, я её одну не могу оставить. Поэтому и отдаём. Мы же его сами выкормили, малышом взяли! Он ещё… Нашли? Нет, что вы, не нашли, нам это… знакомые отдали, у них собака родами померла, им тяжело было.

Валентина Николаевна кладёт перед Пиней кусочек, тот исчезает в пасти. Пиня делает полшага и пересекает маленькую кухню, радуется, толкает дочь и снова кладёт голову на скатерть.

— Мама!

Валентина Николаевна вздрагивает и виновато смотрит на дочь, Пиня тоже, но голову со стола не убирает.

— Мама, — прикрывая трубку рукой, — нельзя кормить его хлебом!

— Да кто кормит?

— Мама, ну не ты же потом эти кучи слоновьи по дому собираешь! — Дочь забывается в досаде и взмахивает обеими руками, телефон описывает полукруг перед пининой мордой. — Ты видела, как он серит?!

Тут же опомнившись, в трубку:

— Алло? Это я не про… Ну вот, бросили. Вот же я дура! Нервы совсем ни к чёрту!

Дочь досадует на себя, на телефон, в её голосе чувствуется солёная горечь.

Валентина даёт Пине ещё кусочек.

— Мама! Ну что мне с тобою делать?!

— Давай оставим его, пожалуйста.

— Мама, если ты хочешь жить со мной — то без него. А сама ты жить уже не можешь. Нам нечем оплачивать две квартиры, мама!

— Ну вспомни, как мы его нашли в коробке, такого маленького, чуть больше котёнка, как кормили из сосочки, как пеленали его, кто же мог подумать, что он не пинчер, а такой волкодав огромный! Даже папа…

— Ой, не говори мне за папу!

— Папе бы не понравилось, что мы с ним вот так.

— Папа мечтал от него избавиться! Он объявления клеил!

— Неправда, я бы заметила!

— Ты? Заметила? Не смеши меня!

Дочь не унимается, продолжает:

— А после того как он тебя с ног сбил и тогда ещё, когда повалил — он усыпить его хотел, тайком от тебя.

— Неправда, как бы он мне объяснил? Как бы он мне в глаза…

— Сказал бы, что сорвался с поводка, и машиной сбило, делов-то тебя обмануть?!

Валентина Николаевна встаёт и идёт в ванную. Пиня неуклюже следует за ней, перегораживает собою проход, встаёт между женщинами, и дочь не смеет приблизиться.

Валентина кричит:

— Ну давай переедем на периферию, в какой-нибудь Кармиэль? Там всё очень дёшево, и я смогу с ним много гулять.

Она с надеждой смотрит на дочь, выглядывая из ванной комнаты, под глазами у неё свежие потёки краски.

— Ты уже ни с кем гулять не в состоянии, мама. А я точно найду там работу, да, ждут меня там?