Александр Шакилов - Лишние дни [СИ]

— Нет, у меня с этим проблем нет. Я много капустки ем, и у меня большие выросли. Хорошие. Вот потрогай… — хвастается Марина, обладательница непомерным трудом накушанных перси.

Громко ржём, наслаждаясь яростными криками и видом содрогающихся врат — девушки тоже бывают не в духе.

Но не о том речь. Ибо Суселу нравится Сивка. Сильно нравится. Поэтому он регулярно дёргает её за волосы и отпускает подсрачники — в общем, даёт понять, что она ему не безразлична и дорога.

Сивка понимает и в порыве разделённой страсти наносит Суселу увесистые оплеухи. Сбивающие с ног. Любя. Человеку, менее овеянному прекрасным чувством, подобный знак внимания нанёс бы тяжёлое увечье, в крайнем случае, сотрясение мозга, при наличии оного, конечно. Сусел лишь расплывается, как блин по сковороде, от умиления и обожания: богиня снизошла, дотронулась к недостойной плоти смертного — будет о чём вспоминать долгими бессонными ночами.

Длинный коридор: крашенные синим стены, два ряда рассохшихся дверей, белый потолок в рыжих разводах — оригинальная цветовая гамма, шедевр архитектурной мысли. Посмотрели? — и будя. Занавес.

Те же декорации. Проскальзывая на линолеуме, убегает от расплаты за пожимание правой ягодицы Веталя Червняк, храбрый идальго в восьмом колене (в предыдущих семи голеностопах соединялись исключительно рабоче-крестьянские работницы с техническими интеллигентами).

Убегает Веталя от первой красавицы класса, Сивки, которой и принадлежит пожатая кабальеро Червняком правая ягодица.

Убегает Веталя быстро, но и Сивка — создание длинноногое, и потому обладающее высокими скоростными характеристиками: валькирия уже царапает спринтеру шею, помечая нежную кожу когтистым маникюром.

Тут бы и пришёл благородному мучачо Червняку кирдык-башка-каюк-ибн-харакири, кабы не верный партайгеноссе Суслик, подпирающий в этот исторический момент стену выше означенного коридора.

Тушкан совершил поистине великий поступок. В некотором роде подвиг. Собственным телом — окорочково-пяточной частью! — спас товарища по ориентации от неминуемой половой гибели.

Сивка, пребывая в ярости из-за синяков на интимных оттопыренностях, поклялась первой менструацией при свидетелях: первому, кто к ней сунется, она удалит паховый отросток без наркоза.

Сусел же сделал следующее: он съехал спиной вниз по стене, одновременно в движении сгибая левую ногу и выставляя правую. Для тех, кто на бронепоезде: он сделал подножку в лучших традициях жанра.

А теперь покадрово.

Веталя: чёлка, обычно плавно переходящая в носоглоточную растительность, тревожно реет где-то около затылка.

Сивка: цель близка, ещё чуть-чуть — удар ребром ладони сзади по исцарапанной шее и два часа надругательства над хладным трупом, но…

Сусел: его правая нога входит в зацепление с чужой правой ножкой, растущей из потревоженной правой же ягодицы — улыбка (чи-и-из!) и предвкушение результата.

Мотор!

Сивка теряет равновесие, пролетает метра три, падает личиком вперёд, по инерции ещё метра полтора скользит по линолеуму.

Комментарий очевидца (мой): незабываемое зрелище. Особенно трусики из-под задравшегося платья.

И опять покадрово.

Веталя: чёлка реет, пятки сверкают.

Сивка: приподымается, смотрит на растёртые до крови коленки и Суселу в глаза.

Краткое содержание взгляда:

1. Тушкан, насаженный через анальное отверстие на вертел, поджаривается на медленном огне, ужасно страдая, — геморрой нам только сниться; на заднем плане смуглые тела в тростниковых юбках вытанцовывают странные па — ублюдочная помесь полонеза с брейк-дансом завораживает: хочется выпить кокосового молока; там, вдали за рекой, там… — кровожадный гул тамтамов;

2. обглоданные кости Тушкана загружаются в огромную мясорубку и с зубовным скрежетом перемалываются в белый порошок; танцоры этот порошок нюхают и чихают — не кокаин ведь;

3. котлетки, сляпанные из явно не первосортного серого фарша, плотоядно пожираются — чавканье и слюноотделение, отрыжка и метеоризм;

4. реакция желудка вполне адекватна — диарея;

5. полностью метаболизированный Тушкан возвращается на историческую родину — полужидким потоком пролетая сквозь очко типично сельского сортира.

Сусел: взгляд Сивки вызывает к жизни стадо натасканных мурашек, которые маршируют вдоль колючей проволоки позвоночника — хруст жвал и горящие фасеточные взгляды-прожектора; выход только один — парнишка бросается на ограждение — нервный тик ритмично передёргивает мимические мышцы, ибо колючка, естественно, под напряжением.

Мотор!

Сусел убегает, Сивка догоняет. Процесс происходит в направлении, строго противоположном спринту мачо Ветали.

Заметки на полях: Тушкан не впервые в этом сезоне совершает сверхзвуковой рейд. Каким образом он до сих пор жив и не клиент реанимации? Есть один способ. Как и всё генитальное простой: нужно лишь домчать до нашей палаты, потом пересечь без задержек от входа и до кровати Слона, и, не сбавляя скорости, выскочить на заблаговременно распахнутый балкон — прыжок через перила (благо этаж первый) и — СВОБОДА!

Казалось бы, всё предусмотрено и Сусел опять не вор.

Кабы не Слон.

Слон, добрая душа, ещё утром закрыл балкон. Чтоб мухи не залетали. А климатические зоны у нас, сами знаете, какие: не только народ, дерево разбухает — от постоянной сырости. Вот и дверь потому в косяке помещаться напрочь отказывалась. Слону пришлось приложить максимум усилий — весом всего тела! — в течение нескольких минут. И даже удалось зафиксировать шпингалет. В общем, на балкон попасть в принципе можно было, но затруднительно и с помощью топора.

Покадрово.

Сусел: ни о чём не подозревая, мчится по коридору, влетает, не снижая скорости, в палату — его заносит на вираже.

Сивка: мечта — оторванные мужские яйца шкворчат на сковороде, исходя сукровицей, подгорают — не налито подсолнечное масло.

Сусел: заносит на вираже, он, подчиняясь грубой центробежной силе, набегает на тумбочку у стены (на тумбочке лежит кусок хлеба, вынесенный Слоном из столовой, дабы зашамать вечером под чаёк).

Слон: сидит на моей кровати и медле-е-е-е-н-н-о-о (не забывайте о покадровости!) открывает рот, желая незамедлительно выразить ноту протеста оппортунистским действиям Сусела. Типа, Сусел, шо это за волюнтаризм такой, это ж блядство какое-то, а не соблюдение норм совместного общежития. Ты ж, падла, хлеб раздавил, а мне теперь этот блинчик кушать придётся, не выкидывать же, хлеб — народное добро, береги его!

Сусел: (внимание, кульминация!) прилипшей на подошве выпечкой, наступает...

Ты шо?!! Куда?!! Ёп твою мать!!! Вставай!!!

...на застланную кровать Слона, которая стоит как раз возле балкона, — просто вираж не удался, центростремительное ускорение, ничего личного. Кроссовкой на одеяло (безукоризненно ровная поверхность с инвентарным номером и синей печатью — ни единой морщинки!), на белоснежную несколько доперестроечных пятилеток тому назад уже почти родную наволочку.