Виктория Хислоп - Восход

В ванной Христоса они нашли ножницы, и она, как могла, учитывая не самый подходящий инструмент, постригла сына.

Ирини сидела в кипосе. Сад зарос, и она могла безбоязненно греться на солнышке, лучи которого пронизывали густую летнюю листву. Увидев вышедшего из дома Хусейна, она подумала, что тот снова отправился на поиски продуктов, и перекрестилась несколько раз, прося Бога защитить его. Ее прежние привычки начали возвращаться.

Прежде всего Хусейн собирался раздобыть солдатскую форму: в гражданской одежде добраться до нужного места было мало шансов.

Он знал только одно место, где можно было достать форму, — магазин, в котором он убил Маркоса. Хусейн отлично помнил это место — забыть происшедшее было невозможно. Через десять минут он уже был там. Сердце Хусейна отчаянно стучало, когда он перешагнул порог. Он знал, что, если не сделает задуманное быстро или начнет колебаться, у него ничего не получится.

Уже на пороге ему почудился запах разлагающейся плоти. Хусейн снял рубашку и обмотал голову так, чтобы закрыть нос и рот. Потом быстро прошел в дальнюю часть магазина и стал разгребать кучу мешков. Крысы еще не добрались до тела солдата, и оно гнило нетронутое.

Хусейн поспешно расстегнул на солдате рубашку и брюки, стараясь не смотреть на лицо. Ботинки снялись легко, потом он стянул брюки. Снять рубашку оказалось труднее. Пришлось переворачивать труп и тянуть сначала за один рукав, потом за второй. Хусейн оставил солдата в одном белье и снова забросал тело мешками.

Он вернулся к входу и хорошенько вытряхнул одежду, чтобы в ней не осталось личинок червей. Когда он натянул брюки солдата, его замутило. Передохнув пару минут, Хусейн переложил в карман бриллианты, потом надел рубашку и ботинки. Свою одежду и обувь спрятал за прилавком.

Форма была великовата, и он подтянул брюки повыше, чтобы они не сваливались. Ботинки сидели как влитые. Хусейн взглянул на свое отражение в витрине — сойдет. Он не помнил, была ли на солдате шапка. Возможно, тот ее потерял, когда падал.

Хусейн добрался до прохода в ограждении из колючей проволоки, которым пользовался Маркос для выхода из города, не встретив никого по пути. Когда почти стемнело, он вышел через проход. Похоже, большинство солдат несли караул на окраине Фамагусты, поэтому ему удалось покинуть город незамеченным.

Он миновал лесополосу, держась поближе к деревьям, и вышел на шоссе. Минут через десять услышал позади шум мотора и пьяные мужские голоса. Это был армейский грузовик. Автомобиль притормозил, и кто-то из сидящих в кузове солдат отбросил бортик, чтобы Хусейн мог взобраться.

Солдаты потеснились, освобождая ему место на скамье, и снова затянули прерванную песню. Дойдя до припева, они пустили по кругу бутылку с водкой, и каждый основательно приложился к ней. Хусейн делал вид, что поет и пьет. Никто не обращал на него внимания. Большинство тоже были без шапок.

В темноте почти ничего не было видно, но Хусейн заметил десятки машин — брошенных на обочине, столкнутых в канаву. Они остались здесь с тех страшных дней, когда люди в ужасе бежали из Фамагусты несколько месяцев назад. Если заканчивался бензин, владельцы просто оставляли свои автомобили.

По пути им встретилась пара автомобилей ООН, и они останавливались раз или два, чтобы захватить других солдат, которых нужно было подвезти. Наконец, когда стало светать, они добрались до Никосии, где всех высадили у казарм на окраине. Большинство солдат вошли внутрь, несколько направились в сторону центра города. Хусейн присоединился к последним. Похоже, они были плохо знакомы друг с другом. Хусейн держался позади всех, тщательно скрывая киприотский акцент, который мог бы его выдать. Из разговора он понял, что солдаты направляются в бордель. Какое-то время он шел вместе с ними, а потом отстал, сделав вид, что заинтересовался чем-то в витрине магазина, и выждал, пока они не скрылись из виду.

Хусейн совсем не знал Никосии. Бывал в столице раз или два в детстве, до того, как появилась Зеленая линия, и плохо помнил город. Даже в темноте было видно, какое разорение царит вокруг. Он беспокоился о родителях и брате, но найти безопасное место для Георгиу представлялось еще более трудным делом.

Хусейн бродил по городу, стараясь не попадаться на глаза снующим повсюду солдатам. Он так устал, что вынужден был устроиться на ночлег в темном дверном проеме. Только когда на следующее утро без пяти девять седой мужчина открыл жалюзи, Хусейн понял, что провел ночь на пороге часового магазина. Хозяин магазина не слишком удивился, когда его увидел. Город заполонили солдаты, и не было ничего странного в том, что один из них лежал, свернувшись калачиком, у него на пороге.

Когда жалюзи были подняты, Хусейн увидел в витрине сотни часов, выложенных аккуратными рядами. Они все казались ему одинаковыми — белые циферблаты с золотыми стрелками. У Хусейна никогда не было часов, и он не понимал, как можно выбрать из такого огромного количества одинаковых часов.

Дела у владельца магазина шли хорошо. Многие солдаты хотели купить часы. Он продавал марки, которых было не найти в Турции, и решил, что Хусейн один из таких клиентов.

— Входите, — пригласил он. — Здесь выбор еще больше.

Едва Хусейн переступил порог, его встретил бой часов. У каждых была своя мелодия. Несколько минут разговаривать было невозможно: казалось, целый оркестр ударных инструментов давал утренний концерт из отдельных нот. Бой закончился, и комната наполнилась тиканьем — настойчивым, хлопотливым и неумолимым.

— Я уже привык и не обращаю на них внимания, — усмехнулся часовщик, понимая, как должен себя чувствовать молодой человек. — Если бы обращал, давно бы свихнулся. — Он был хорошим продавцом и не торопил покупателей. — Если хотите взглянуть на что-нибудь поближе, только скажите… Кофе не желаете?

Хусейн кивнул.

Рано или поздно ему придется задать вопрос.

Часовщик вышел на улицу и подозвал мальчишку, который болтался возле кафе на другой стороне улицы. Спустя несколько минут тот появился с висящим на цепочке подносом, на котором стояли две чашечки кофе. Часовщик знал: кофе помогает покупателю настроиться на деловой лад.

— Откуда вы? — вежливо поинтересовался он, отхлебывая кофе.

— Так, недалеко отсюда, — ответил Хусейн расплывчато. — С побережья.

Он надеялся, что часовщик решит, будто он имел в виду Мерсин, порт на турецком побережье, откуда был отправлен десант на Кипр. Хозяин магазина кивнул и стал заводить часы — одни вручную, другие ключом. Работа требовала терпения и ловкости. Похоже, часовщик не был обделен обоими качествами.

— Подчас мне кажется, — начал он, — что у меня тут все время на свете!