Виктория Хислоп - Восход

Хусейн знал, что часовщик не раз повторял эту шутку, но все равно улыбнулся.

— А вы чините часы? — Он постарался поддержать разговор.

— Конечно, — ответил часовщик. — Вот сегодня как раз чиню. За ними должны вскоре прийти.

— Думаю, всегда находятся люди, у которых сломались часы.

— Но люди любят радовать себя новыми часами тоже, — сказал хозяин. — Солдаты вот тоже интересуются.

Хусейн подошел к шкафчику, где были выставлены дамские часы.

— Это скорее украшения, а не часы, — фыркнул часовщик.

Браслеты были из золота или платины, некоторые циферблаты украшены драгоценными камнями.

— Дамочки, которые носят такие, редко интересуются временем, — добавил хозяин магазина. — У них есть мужчины, чтобы напоминать о времени…

— Наверное, эти часы очень дорогие, — заметил Хусейн.

— Да уж. К тому же не помню, чтобы я продал за десять лет более четырех. Еще до того, как начались эти напасти. Сейчас торговля стала уже не та. Многие постоянные покупатели из турок-киприотов уехали с Кипра. А греки-киприоты сюда приходить не могут.

Хусейн знал: то, что он собирается сказать, потребует мужества, но пока часовщик был доброжелателен.

— Послушайте, я не турок, — сказал он, позабыв об акценте. — Я турок-киприот. И не могу позволить купить себе часы.

Часовщик замер и напрягся: подобные истории он слышал и раньше.

— Моя семья потеряла все, — продолжал Хусейн. — Осталось только это. — И он достал из кармана ожерелье.

Глаза у часовщика полезли на лоб. Он знал лишь цену крошечных камней, которые использовались в часах. То, что держал в руках молодой человек, было совсем другого калибра. За всю свою жизнь часовщик не видел ничего подобного.

— Можно взглянуть?

Хусейн протянул ему бриллианты, и часовщик поднес их к свету.

— Никогда не видел таких роскошных сапфиров, — покачал он головой, возвращая украшение.

— Это голубые бриллианты, — сказал Хусейн со знанием дела.

— Голубые бриллианты?! — Часовщик еще раз внимательно осмотрел ожерелье. — Насколько я понимаю, вам нужно их продать?

Хусейн кивнул:

— И очень срочно. Мне позарез нужны деньги.

— Ясное дело! Всем нужны деньги в наше время.

— Мне нужно кое-кого выручить, — объяснил Хусейн.

Часовщик растерялся. Молодой человек был явно в отчаянии. Кого бы он ни собирался выручать, эти люди были ему дороги.

— Сделаю, что в моих силах, — сказал он. — Думаю, я могу помочь вам продать это колье. А потом вы расскажете, как хотите помочь этим людям…

— Спасибо, — ответил Хусейн.

— Я позвоню одному другу. Посмотрим, что он сможет сделать, — сказал часовщик. — Я закрываюсь на обед, так что, если смогу о чем-нибудь договориться, мы с вами встретимся с ним. Ну а теперь, если вы не собираетесь ничего покупать, прошу извинить, мне надо работать, — прибавил он. — Приходите ровно в двенадцать.

— Я не опоздаю, — пообещал Хусейн.

Он бродил по городу, не зная, как убить время. Два раза выпил кофе и поймал себя на том, что отвык расплачиваться деньгами — протягивать монету и ждать сдачу. Не устоял перед ароматом баранины и с жадностью съел сис-кебаб из палатки, впервые за несколько месяцев ощутив вкус мяса.

Когда Хусейн вернулся в магазин, сотни стрелок приближались к цифре «12». Не успел он войти, как раздался бой часов.

Часовщик его ждал.

— Я нашел кое-кого, — сообщил он. — Вы не сможете получить настоящую цену, но это лучшее, что можно выручить сегодня.

Тот факт, что молодому человеку нужны были деньги, чтобы помочь другим людям, тронул часовщика. Хусейн напомнил ему о его мальчике, который тоже носил форму, но в другой части острова. Этого было достаточно, чтобы захотеть ему помочь.

Они вместе пересекли город, и по дороге Хусейн рассказал, для чего ему понадобились деньги.

— С этим я помочь не могу, — признался часовщик. — Но можем спросить у моего друга, он кое-что знает на этот счет.

Часовщик повел Хусейна по боковой улице, и вскоре они оказались возле тускло освещенного кафениона. В глубине помещения, едва различимый в густом сигаретном дыму, одиноко сидел мертвенно-бледный полный мужчина. Другие посетители держались группами — играли в карты, громко разговаривали, даже кричали. На стене надрывался телевизор. Рядом с ним было окошко, через которое подавали кофе.

Часовщик направился к толстяку, сделав знак Хусейну следовать за собой. Они сели за столик к мужчине. Тому было около шестидесяти, у него были пышные седеющие усы и безучастный вид. Он смотрел прямо перед собой, ни разу не взглянув в глаза собеседнику и словно не реагируя на то, что ему говорили. Хусейн даже подумал, что толстяк слепой, настолько тот был равнодушен к происходящему вокруг. Его лицо оживилось, только когда часовщик попросил Хусейна показать бриллианты.

— Передайте их мне, но только незаметно.

Хусейн вручил ему драгоценности под столом. Камни тихо звякали, пока толстяк ощупывал их. Хусейн так и не понял, был ли тот зрячим.

— Могу дать за них двадцать тысяч, — произнес мужчина.

— Двадцать тысяч? — ахнул пораженный Хусейн.

Сумма показалась ему огромной.

— Это в турецких лирах, — тихо пояснил часовщик. — Около пятисот фунтов.

Хусейн повторил сумму. Он понятия не имел, хватит этих денег или нет.

— Это все, что я могу предложить, — отрезал толстяк, по-прежнему уставившись перед собой невидящим взглядом.

— Он хотел попросить еще кое о чем. Скажи ему, Хусейн.

— Двум семьям — одна греков-киприотов, другая турок-киприотов, всего девять человек плюс грудной ребенок, — нужно выбраться из Фамагусты.

— В Фамагусте никого нет. Только турецкие солдаты, — заявил толстяк тоном, не терпящим возражений.

Хусейн промолчал. Было что-то пугающее в этом человеке, отчего спорить с ним не хотелось.

Часовщик повернулся к Хусейну.

— Но как… — начал он.

Хусейн покачал головой. Он не хотел ничего объяснять. В такой компании лучше держать язык за зубами.

— Мне нужно их оттуда безопасно переправить. Сегодня же, — сказал он едва слышно. — Возможно, в Никосию.

— Кто эти люди? — спросил часовщик.

Он вдруг стал излишне любопытным и начал задавать слишком много вопросов. Хусейн понял: медлить нельзя. Чем дольше он здесь сидит, тем меньше у них шансов выбраться.

Толстяк неожиданно склонился над столом и впервые обратился прямо к Хусейну.

— Ходят слухи, там полно мин, — тихо, но отчетливо произнес он, сверкнув искусственными зубами. — Поэтому цена будет немалая. Как раз столько, сколько стоят эти камни.

Хусейн надеялся, что какие-то деньги все же останутся. На что-то же им надо будет жить, когда они выберутся из Фамагусты! Но похоже, эту проблему придется решать позднее.