Виктория Хислоп - Восход

Эмин довольно быстро нашла работу в салоне красоты. Она просто не могла сидеть дома сложа руки в бесплодном ожидании. А во время работы, когда она мыла волосы клиенткам и делала завивку, она могла не думать о пропавшем без вести сыне.

Через несколько лет на север острова потянулись туристы, и Хусейн с отцом нашли временную работу на кухне ресторана. Но в жизни Хусейна больше не было испытаний, с которыми он столкнулся, когда семья скрывалась в «Восходе», и он заскучал.

Хусейн серьезно занялся волейболом. Его взяли в команду турок-киприотов, к чему он стремился с детства. Около года он был счастлив, что мечта осуществилась. Но радость продолжалось недолго. Северная часть Кипра не была признана международным сообществом, и на многие области распространялось эмбарго, в том числе и на участие в спортивных состязаниях.

— Чушь какая-то! — возмущался он. — Если нельзя принимать участие в крупных турнирах, какой тогда, к чертям, толк в занятиях спортом?!

Он находил жизнь за колючей проволокой гнетущей. Для такого молодого парня, как Хусейн, это было все равно что вытянуть руки и чувствовать, как они упираются в стену. Ему хотелось колотить по этим стенам до тех пор, пока они не рухнут.

Однажды Мехмет, вернувшись из школы, огорошил мать вопросом:

— Мама, помнишь наших друзей из отеля? Я их теперь должен ненавидеть?

Эмин объяснила Мехмету, что он вовсе не должен этого делать, но поняла, что тесная дружба с греками-киприотами начинает стираться из памяти ее младшего сына. И она впервые задумалась о том, чтобы покинуть Кипр. А когда на севере острова начали воздвигать все больше памятников победе и менять названия улиц и учреждений, а все прибывающие переселенцы из Турции привозили с собой свои обычаи и традиции, Эмин стала настаивать на отъезде. Она разлюбила страну, в которой родилась, а поговорив об этом с Халитом, поняла, что муж чувствует то же самое. Единственное, что удерживало их, — это то, что Али так и не вернулся.

— Он пропал, и не имеет значения, где мы — здесь или где-то еще, — говорил Халит. — Если Али вернется, то найдет нас.

Они были знакомы со многими турками-киприотами, которые перебрались в Лондон. Жизнь там не была легкой, но для тех, кто не боялся труда, возможностей открывалось много. Через несколько месяцев, запасшись адресами знакомых, которые ранее поступили так же, Ёзканы купили билеты в одну сторону и уехали. Расставаться с домом, который, по сути, не был их, было нетрудно, но прощаться с островом было тяжело.

В Лондоне Хусейн легко нашел работу в ресторанном бизнесе и вскоре стал менеджером.

Водное поло осталось лишь в памяти, но он по-прежнему любил спорт и играл в волейбол по воскресеньям. А в остальные дни недели приходилось работать по восемнадцать часов. Хусейн купил подержанный «форд-капри», и Мехмет обожал, когда старший брат подвозил его до школы.

После переезда в Лондон Хусейна преследовала одна мысль.

Однажды утром он отпросился с работы и отправился в Хаттон-Гарден, где располагались ювелирные магазины. Там не нашлось ничего, что хотя бы отдаленно напоминало бриллиантовое ожерелье, каким он его помнил. Тогда он прошелся по Бонд-стрит и в одной витрине увидел нечто подобное, но цена не была указана. Швейцар в униформе охранял вход.

Когда Хусейн вошел в магазин, человек в костюме вежливо поинтересовался, чем может ему помочь.

Набравшись смелости — в конце концов, он приехал на приличном автомобиле, жаль, что припарковал его за углом, — Хусейн сказал, что его интересует колье.

— Первоклассное качество. — Продавец бережно выложил нить из голубых бриллиантов на бархатный лоток пурпурного цвета, прекрасно понимая, что этот посетитель украшение не купит. — Оно стоит около тридцати тысяч фунтов.

Бриллианты были приблизительно такого же цвета и размера, как те, которые помнил Хусейн. По крайней мере, теперь он знал цену.

Они все скучали по Кипру. Воспоминания о некогда прекрасной жизни жили в сердцах. Напоенный ароматом цветов воздух, сладостный вкус апельсинов… Этого ничто никогда не заменит.

В Хакни, районе, поблизости от которого жили и Георгиу, и Ёзканы, был местный центр, где собирались бывшие киприоты.

Мария узнала об этом центре и подумала, что матери было бы интересно там побывать. Однажды днем она привезла ее туда.

Ирини вошла в продуваемый сквозняками зал, заставленный столами и стульями. Увидела знакомые лица и замерла, услышав знакомую смесь греческого и турецкого.

В углу Эмин с Халитом пили кофе. Вдруг что-то привлекло внимание Эмин.

— Халит, посмотри! — Она тронула мужа за руку. — На вон тех женщин, которые только что вошли…

— Каких женщин? — Зрение у Халита ухудшилось.

Но Эмин уже бросилась к входной двери, лавируя между столиками и спотыкаясь от спешки. По ее лицу струились слезы.

Мария ахнула и, схватив мать за руку, бережно повернула ее в сторону подруги.

Ирини и Эмин долго не выпускали друг друга из объятий. Потом сели и рассказали друг другу, как жили после того, как расстались.

Поделились и грустными событиями. Ирини сказала, что Василис умер. Халит наклонил голову, пытаясь скрыть нахлынувшие чувства. Привычный стук четок стих. Он всегда был немногословен и сейчас тоже не проронил ни слова.

— Мне ужасно жаль. Тебе, наверное, так его недостает, — сказала Эмин со слезами на глазах.

Ирини положила руку на плечо Халита. Они молчали. Слова были ни к чему.

Потом она спросила:

— А что с Али?..

Эмин было трудно подобрать слова, в особенности когда узнала, что Христос вернулся.

— Все еще числится пропавшим без вести, — вздохнула она.

Обнаружилось, что они снова соседи. Их дома находились на расстоянии полумили. Семьи стали встречаться каждую неделю и ходить в гости, угощая друг друга такими блюдами, как гемиста и долма, которые отличались только названиями.

Шли годы. Хусейн взял ссуду и открыл собственный ресторан, потом еще один. Оба заведения процветали, и постепенно он накопил денег.

Когда пришло время, найти Афродити не составило труда. Эмин вспомнила, что ее родители жили где-то в Саутгейте, и он нашел адрес.

В первые месяцы после переезда в Англию Афродити восстанавливала силы. Холодный климат сам по себе придал ей энергии, но она оставалась слабой. Целыми днями сидела дома, как и ее мать, но они старались не попадаться друг другу на глаза. Они редко выходили из дому, покупками занималась домработница.

В 1970 году мать Афродити умерла. Саввас жил на Кипре. Уезжать у него не было причин, и по жене он не скучал. Он оставался оптимистом и по-прежнему верил в потенциал острова. Начав когда-то бизнес с нуля, он собирался сделать это вновь. Его молодая отельная империя так и стояла без дела в Фамагусте: заброшенный «Восход», покореженный остов «Нового Парадиз-бич» и, конечно, свежее приобретение у бывшего конкурента.