Александр Ступин - Чёртовы свечи

— А, знаю, — сказал Миша. — Это когда царя сбросили…

— Куда-а-а?.. — удивилась Лисонька.

— Не куда, а когда. В 1917 году царь Николай II в феврале отрёкся от престола.

— А как это — отрёкся? — опять не понимает девочка.

— «Отрёкся» — это значит, написал: «Не хочу. Отказываюсь быть царём». И всё тут, — рассказывает ей брат-школьник.

— А куда же его тогда сбросили? — не унималась Лисонька.

— Это только так говорят. Фразеологический оборот. Его вначале только из дворца вывели. Понимаешь?

— Нет.

— В школу пойдёшь — поймёшь. Хотя его в конце концов и взаправду сбросили в глубокую-преглубокую яму — шахту. И его, и жену, и детей…

— И детей? — приготовилась плакать Лиса.

— Ну вот, или будете слушать, или я спать пошла…

— Будем-будем, — закричали дети и расположились поближе к бабушке.

— Ну, тогда продолжу. В один вечер, а вечера зимой длинные, все уж спать собрались, лампы задувать стали, слышат, в ворота шумят, ломятся. Собаки на дворе с цепей рвутся.

Пошёл прадедушка ваш и ружья даже не прихватил. Никого не боялся. Вломились в дом гости незваные. Человека четыре. Да. Четверо их было. По тем временам часто так случалось. Придут, переночуют, а утром — и след простыл. Эти другими были. Сразу стали вести себя как хозяева. Потребовали еды, разогнали по углам всех.

Особенно один выделялся. Такой злой. «Я, говорит, товарищи, из бедноты, вы меня знаете. Мне революция — матерь родная. Я за неё кому хошь глотку перегрызу, а тут и думать нечего: "Контра". У барина не просто в холуях ходил, крестьян притеснял. Хворосту в зиму холодную, сиротам веточки не давал вынести. Мёрли от холода и голода бедные сироты. Такое моё слово: "Поедим, и к стенке его и всё семейство гадючье!" Он меня будет помнить, как в кутузку, на каторгу упёк. За то, что правду народу говорил!» А дедушка-то всё приглядывался к говорящему-то, да и узнал:

— Стёпка! Ты?! Это ты-то правду говорил? Ты же — первый лодырь на деревне был. Гулял да пьянствовал. Скот крестьянский погубил, оттого тебя общество и наказало. Да не в кутузке, а выпороли на площади под общий смех. А потом ты сбежал, как трус последний.

— Ну всё, товарищи, нет у меня терпенья слушать, как он меня, пролетария сельского, в глазах моих товарищей по борьбе за народное счастье порочит.

Схватил Стёпка винтовку: «Выходи, шкура, во двор, я тебя сейчас кончать буду. Через тебя жизнь свою я сломал. Давно собирался. Рассчитаемся теперь».

Но отговорили его от немедленной расправы товарищи. Согласились дедушку в сарае запереть до утра, чтобы утром в деревне при всём народе суд учинить.

Сидят они в комнате большой, пьянствуют, а потом сон их сморил. Повалились, кто где был, и храпят. Дедушка, значит, в сарае, а Лисонька за печкой прячется. Испугалась она за батюшку своего очень. Что делать? Вот тогда-то она и вспомнила о волшебной пуговице. Достала она её, иголку с ниткой нашла и стала пришивать. А темно. Пальчики колет, вскрикивает.

Тут противный Степан проснулся да как крикнет: «Не замолкнешь, такая-разэдакая, к батьке твоему отправлю на холод, а завтра всех вас кончим. Семя змеиное».

Шьёт Лисонька, зубки стиснула, только слёзки из глаз, да кровь по пальчикам стекает.

прошептала заклинание чудесное…

— А что дальше было, бабушка? Волшебство случилось, да? — шепчет бабушке Лиза. — Колдунья прилетела?

— Ну да, Бэтмен на метле… — смеётся над нею брат.

— Сам ты… — колдунья… У неё много волшебства…

— Ну что, дальше слушать будете или спать пойдёте?

— Будем, будем… — соглашались дети.

— Ну вот, не помнит, как уснула Лиза, но только проснулась она от шума. Гости незваные бегали по дому, в окна выглядывали. Со стороны деревни кто-то двигался с огнями, факелами. Эти-то, гости незваные, до ветру пошли, ну и увидели. Всполошились: «Бежать надо. Много их там, не справимся!» И — во двор, к лошадям.

— А этого — как же? Давайте хлопнем! — не унимается Стёпка.

— Тебе надо, ты и хлопай. А мы будем ноги уносить, пока живы.

Повскакивали они на лошадей, ворота распахнули и — дёру. А Стёпка, злыдень, винтовку схватил и — к сараю, чтобы с дедушкой расправиться. Но Лиза, девочка сметливая, возьми да и спусти собак с цепей. А собаки-волкодавы и нагнали Стёпку, когда тот к сараю подбегал. Винтовку он бросил с испугу, еле до лошади добежал, в седло вскочил и ну — со двора. Да не тут-то было. Ворота распахнуты, а перекладину в темноте второпях он не заметил, да так лбом о бревно и звезданулся.

Подошли деревенские. Кто с ружьём, кто с вилами, кто с кольями. Матушка-то Лизина не стала дожидаться расправы над семьёй и, когда уснули окаянные, в деревню побежала. А люди Стёпку и не любили, и боялись. Понимали, что он и им позора своего не простит. Вот и пришли. Смотрят, кто-то в снегу в крови весь, но ещё живой хрипит.

— Слава Тебе, Господи, не дал руки кровью замарать. Собаке — собачья смерть.

— А как же, мужики, похоронить бы надо…

— Тебе надо, ты и хорони…

— Может, у него сродственники есть…

— Мать была, да он, проклятущий, забыл её совсем. Померла прошлым летом.

Похоронить его общество, конечно, похоронило, да только не на сельском кладбище, а в стороне, как бродягу.

— А как же пуговица? Это же пуговица помогла? — не унималась Лисонька.

— Может, и пуговица. Давно это было. Ну а теперь спать, спать, миленькие мои пострелята. Засиделась я с вами тут.

Водной харчевне сидели как-то трое. Жили они в одном посёлке на краю леса, были заядлыми охотниками и в общем неплохими людьми. А собрались они, чтобы обсудить одно дело важное. В лесу их заповедном, а был лес тот небольшой, как большинство лесочков в степном краю, появлялись время от времени дракончики: маленькие изумрудного цвета птички с острым гребнем, идущим по голове и шее. Оттого их и называли «дракончиками».

Дракончики жили по одному и лишь ко времени появления птенцов создавали пары. Любили дракончики лакомиться различными орешками, семечками. Но больше всего искали растение «огнероб» во время цветения.

Они садились на цветок и пили то ли росу, то ли нектар из него. Огнеробы в такие периоды пахли, как старый трактор: смесью старых масел и бензина. Бывали случаи, когда такие цветки вспыхивали огнём от солнечных лучей. Пламя выбрасывалось из бутона цветка с хлопком и дымом: «Бах!» Оттого их назвали «огнеробы».

Была легенда, никто не проверял, что дракончики могут указать, где спрятаны сокровища. Нужно только поймать три птицы и одновременно поместить их где-нибудь. Когда они окажутся вместе, произойдёт хлопок «Бах!», вырвется пламя, от которого образуется лучик, он и укажет место, где лежат сокровища. Это может быть грудка драгоценных камешков или золотой песок, как кому повезёт. Но есть одно условие, поймать нужно одновременно, и нельзя, чтобы птицы вместе остались парой, только три. Иначе произойдёт хлопок, и вместо луча вырвется пламя, которое может погубить искателя сокровищ.