Карина Сайнс Борго - В Каракасе наступит ночь [litres]

Так вот почему Хулия всегда была мрачной, как подобает вдове, поняла я. И ничего удивительного, что Аврора выглядела точно так же, унаследовав от матери ее замкнутость и мрачную неразговорчивость. Смерть Фабиана Перальты заставила их рано постареть, постареть до срока и на всю жизнь.

Я помнила, что Хулия всегда носила темные платья до колен, которые ее очень старили, подчеркивая толстые бедра и лодыжки. Аврора в этом отношении была копией матери. Еще в детстве она выглядела серенькой мышкой, и даже с годами в ее облике не проявилось ничего, что сделало бы ее если не привлекательной, то хотя бы интересной. На меня она производила впечатление человека, который постоянно живет на границе между Венесуэлой и Испанией. Аврора не была ни молодой, ни старой, ни красивой, ни уродливой. Казалось, она изначально предназначена для места, куда попадают все, кто не принадлежит ни к одному определенному миру. На Авроре Перальте лежало проклятье человека, который слишком поспешил родиться в одном месте, а в другое попал слишком поздно.

В большой лакированной шкатулке хранились фотографии – много фотографий. Несколько из них были сделаны на свадьбе Хулии и Фабиана, которая выглядела довольно скромной, почти аскетичной. На одном снимке они были запечатлены у алтаря церкви, в которой было слишком много окон, на другом – за праздничным столом, в окружении гостей, которые, улыбаясь, поднимали бокалы за здоровье молодых. Третий – ростовой – снимок запечатлел Хулию Перальту в свадебном платье, тоже очень скромном: почти без декольте, рукава в три четверти, юбку из тяжелой ткани, напоминавшей скатерть, украшали две длинные, тщательно заглаженные складки. Стоящий рядом с невестой Фабиан был в деловом костюме и темном галстуке, туго завязанном на тонкой, как у цыпленка, шее. Ни он, ни Хулия не улыбались и смотрели не в объектив камеры, а мимо.

Кроме этих полуофициальных фотографий в шкатулке обнаружилось несколько любительских моментальных снимков с рукописными пометками на обороте. «Медовый месяц. 1971, Португалия». «День рождения Фабиана, авг. 1971 г., Мадрид», и так далее. На снимке, где молодая пара стояла у обеденного столика, Хулия была в просторном платье, из-под которого выпирал заметно круглившийся живот. «Рождество, 1971» – гласила надпись на обороте. На следующем фото я увидела группу людей, сидящих за столом, заставленным бокалами и блюдами с едой. «Новый год. Ужин с Пакитой, Фабианом и Хулией. 1971», – прочла я.

Судя по фотографиям, супруги Перальта ездили в Луго не слишком часто – снимков из Вивейро в шкатулке было всего несколько. На одном из них, датированном февралем семьдесят второго года, Фабиан криво улыбался, глядя на тарелку с запеканкой из морских моллюсков.

От тех же ранних годов сохранилось еще два снимка. На них супруги Перальта были одеты намного элегантнее, чем обычно. Он стоял очень прямо, одной рукой обнимая жену за плечи. Хулия держала на руках младенца. «Авроре один месяц. Июнь, 1972» – поясняла надпись. Под этим снимком лежал другой, датированный тем же июнем. На нем все трое стояли у входа в церковь Святого Георгия. Он был подписан: «Крестины Авроры. Июнь, 1972 г., Мадрид». Отложив его в сторону, я снова увидела знакомые церковные врата. На этом фото младенца держала на руках светловолосая женщина, выделявшаяся несомненной красотой, которой не могли похвастаться супруги Перальта. «Аврора и Пакита» – гласила сделанная аккуратным, сильно наклоненным почерком подпись.

Еще три фотографии относились к лету того же года, но были сделаны в Вивейро. На одной Аврора и ее отец были сняты на пляже. На другой, запечатлевшей какой-то семейный праздник, Фабиан протягивал фотографу блюдо с сардинами. На третьей я увидела уже знакомую мне блондинку – Пакиту. Одетая в белое подвенечное платье, она широко улыбалась, держа за руку ничем не примечательного мужчину. Из всех трех снимков подписан был только этот: «Бракосочетание Пакиты и Хосе. Лето, 1972 г.».

Я перебирала снимки. Несколько фото были из серии «Аврора. Первые шаги», но среди них завалялась и фотография Фабиана, лежащего на зеленой травянистой лужайке. Она была озаглавлена «Фабиан и Пакита в Гвадарраме» [32] Гвадаррама – город и муниципалитет в Испании, входит в провинцию Мадрид в составе автономного сообщества Мадрид. .

Снимки, относящиеся к семьдесят третьему году, были другими. Фабиана на них уже не было, а Хулия Перальта с Авророй на руках носила траур. На фото семьдесят четвертого года («1974, Мадрид») несколько человек собрались за праздничным столом, заставленным наполовину съеденными блюдами. Все они улыбались за исключением Хулии. На всех или почти на всех более поздних групповых снимках присутствовала белокурая Пакита, и я решила, что она, вероятно, приходилась сестрой Хулии или Фабиану. На фотографии семьдесят восьмого года Пакита в национальном платье держала на руках маленькую девочку. «Пакита и Мария Хосе» – поясняла надпись.

Сделанное в том же году фото Хулии Перальты отличалось от прочих своей аскетичной суровостью. На ней Хулия была в одежде уборщицы – в серой юбке и белом накрахмаленном фартуке. Ее волосы были собраны на макушке в пучок, затянутый в сетку. Рядом стояли еще семь женщин, одетых в точно такие же костюмы. «Добро пожаловать в штат сотрудников «Палас-отеля»! Мадрид, 1974 г.» – значилось на обороте.

Лежавшие в самом низу снимки отделял от сделанных ранее картонный прямоугольник с нанесенной карандашом выцветшей датой. Это были фото, относящиеся к венесуэльскому периоду жизни Хулии Перальта. Немного располневшая и уже не в трауре, она снялась в старой, лесистой части парка Акасиас. Три фотографии были сделаны в парке Лос Каобос. На одном снимке Хулия стояла на фоне скульптуры «Ла Индия» в Эль-Параисо. На другом – на фоне модернистской скульптуры работы Алехандро Отеро на площади Венесуэла. Скульптура – или инсталляция – была выполнена из множества алюминиевых трубок и флюгеров. Теперь от нее ничего не осталось: весь металл растащили на лом. Еще снимок – Хулия Перальта позирует рядом с огромной паэльей. На этом фото мать Авроры улыбалась; пожалуй, это был единственный снимок, где она выглядела естественно. В правой руке Хулия держала длинную деревянную ложку. Слева от нее я увидела Ро́муло Бетанкура, который с пятьдесят девятого по шестьдесят четвертый год был президентом республики и подлинным отцом венесуэльской демократии. Под снимком было написано: «День рождения дона Ро́муло. 1980 г., Каракас».

В шкатулке было еще много снимков. На одном из них Хулия и ее дочь позировали на ступенях церкви Ла Флорида в одна тысяча девятьсот восьмидесятом году. А на самом дне шкатулки я обнаружила несколько почтовых открыток от Пакиты, которая продолжала слать их вплоть до того самого года, когда Хулия умерла.