София Синицкая - Повести и рассказы [Авторский сборник]

Мы пили чай. Олимпиада Алексеевна рассказывала о своей жизни. Её отец был директором завода, партийным деятелем. Она тоже занимала руководящие должности и неоднократно выбиралась в местные депутаты. Олимпиада Алексеевна несколько раз выходила замуж. Всех мужей она пережила, детей у неё не было. На железной кровати с шишечками она спокойно и грустно поджидала смерть, говорила о ней, как о старой подруге, которая скоро придёт.

Нетрудно догадаться: я напросилась в гости к бобылёвской старосте, задавшись целью выведать, что за люди жили в доме на холме. Но Олимпиада Алексеевна большей частью говорила о себе, сказала лишь, что хозяйкой нашего дома была Марья Ильинична — Колина бабушка, которая родилась и жила там всю жизнь, померев десяток лет назад в очень преклонном возрасте. Построили дом её родители по фамилии Журавлёвы. Больше из Олимпиады Алексеевны выжать ничего не удавалось. Ей явно не хотелось обсуждать бывших хозяев дома, она упорно переводила разговор на другие темы. Наконец моё терпение и любопытство дошли до предела, и я прямо её спросила, не занимались ли в этом доме колдовством. Старуха испуганно ответила, что о подобных делах знать не знает и ведать не ведает, однако прибавила, что в Кулотино доживает свой век некая Анисья Петровна, близкая подруга Марьи Ильиничны, которая, если что нужно, расскажет.

Наконец-то приехал отец Иоанн. Мои рыльца его развеселили. Историю с колдовством он, как человек просвещённый, всерьёз принимать не хотел, однако торжественно освятил дом в присутствии Коли, Бориса и нас с Маней. Что касается Коли, то стена с гвоздями и рыльцами ввела его в полный ступор — ничего подобного он в жизни не видел. Бабушку свою, Марью Ильиничну, он очень любил и всё вспоминал, как она лечила его, маленького, травами и приговорами. Это давало повод надеяться, что если Марья Ильинична и была колдуньей, то доброй, и вреда никому не чинила. Коля силился вспомнить колдовские слова, которые бабка твердила, когда он лежал, простуженный, в кровати. Он всё ходил и бормотал:

Шло время. Я приводила в порядок дом — что-то мыла, что-то красила, жгла в саду ненужный хлам. Вскопала землю под окнами, посадила луковицы тюльпанов, нарциссов и, мечтая о том, как они распустятся весной, не верила своему счастью.

Приближался октябрь. Отец Иоанн опять уехал. Мы остались одни и, бывало, целыми днями никого не видели, кроме тощего пьяницы, — он каждый вечер проходил мимо нашего дома в сторону Опечка. Но вскоре кое-кто стал часто к нам наведываться. Первое её появление мне запомнилось надолго. Ну и нагнала же она страху! Была полночь. Маня спала, как водится, у меня под боком. Я смотрела в тёмное окно, слушала шум дождя и думала о чём-то нехитром — наверно, о каких-нибудь преобразованиях в домашнем хозяйстве.

Вдруг в сенях послышался жуткий грохот. Кто-то скрипел дверцами старого шкафа, заменявшего нам холодильник, стучал, прыгал и ронял предметы. У меня кровь отхлынула от сердца — что же это там за зверь такой? Что за грабитель? Мне вспомнился рассказ Коли о том, как его дедушка прихлопнул дверью крысу, которая была так велика, что, дохлая, едва помещалась в двенадцатилитровое ведро. Но даже очень большая крыса не смогла бы наделать столько шума.

Я вышла в тёмные сени и крикнула: «Кто там?» Шум затих. Дрожащей рукой пыталась нащупать выключатель, и тут увидела наверху, у входа на чердак, два страшных зелёных огня — два злобных глаза вурдалака. Наконец зажёгся свет. Кошка была большой, огненно-рыжей. В зубах она держала добычу — мешок с творогом и сыром. Воровка замерла, пристально глядя на меня. Я вернулась в комнату, налила в блюдце сметаны и снова вышла в сени, надеясь совершить обмен. Полезла по лестнице на чердак. Тут кошка скакнула в темноту и исчезла вместе с мешком.

Я недолго оплакивала потерю. На чердаке — а там я оказалась впервые — нашлось множество сокровищ, главными из которых были настоящий ткацкий станок, веретёна, прялки и мотки разноцветной шерсти. Ещё там валялись пыльные рамы с фотографиями старухи в чёрном платке, старика в полосатом пиджаке и двух молодых женщин, одна из которых — светловолосая, с косой через плечо — так насторожённо глянула на меня при свете фонаря, что стало не по себе. Судя по всему, это были Колины предки. Я решила отдать ему портреты. А мотки и веретёна перенесла в комнату — для Маниного развлечения.

На следующий день кошка снова пришла. Она спокойно сидела на старой скамейке под ивой и внимательно смотрела на нас умными глазами. Мы предложили ей каши, но она от неё отвернулась. «Видимо, наелась творогом», — решила я тогда, однако вскоре нашла за домом украденный ночью мешок. Хранившиеся в нём продукты не были даже надкушены.

С тех пор кошка появлялась каждый день. Она по-хозяйски разгуливала по всем комнатам. Любимым её местом была печка. Она запрыгивала на неё и делала вид, что дремлет, но на самом деле зорко следила за тем, что происходит в доме. Эта рыжая тварь ничего не хотела есть — отвергала все наши подношения. Наверное, она питалась мышами. Мы часто видели, как она с хищной мордой проносится по саду.

Прошёл месяц. Маня очень изменилась. Новый дом стал ей родным. С русской печки, как с дозорной башни, она оглядывала свои владения. Несмотря на то, что кроме меня да отца Иоанна единственным её другом и собеседником была кошка, она стала быстро взрослеть. Девочка всё время что-то говорила на своём, не очень мне понятном, языке, что-то напевала и, главное, начала прекрасно рисовать. Она рисовала беспрерывно, я не успевала снабжать её альбомами — за ними мы ездили в окуловский универмаг. К счастью, на чердаке нашёлся чемодан с рулонами старых обоев. Постепенно разворачивая очередной рулон, Маня покрывала его видами нашего дома, который в её воображении был каким-то готическим замком с причудливыми архитектурными деталями и фантастическими растениями вокруг. Рядом с домом всегда помещалась рыжая кошка огромных размеров с раскрытой зубастой пастью. Она казалась стражем этого замка. Маня рисовала и меня — с улыбкой, кудрями и трехпалыми тонкими ручками, и отца Иоанна в чёрном одеянии, из-под которого торчали большие ботинки. Также на рисунках встречались два загадочных образа: женская фигура в длинном платье, с длинными волосами и мужчина в широких брюках и рубашке с большими пуговицами. Я никак не могла понять, кто эти двое и почему моя дочь с таким упорством их рисует, будто хороших знакомых. Но вскоре один из персонажей разъяснился: это был пьяница, проходивший мимо нас каждый вечер.