София Синицкая - Повести и рассказы [Авторский сборник]

— Не веришь?

— Не верю.

— Юлька, спасибо тебе. Спасибо, что мне не веришь! Не верь мне, а то несчастная будешь.

— Да не буду!

— Я тебя очень люблю. Ну, пока.

— И я тебя. Пока!

— А Коля тебе как?

— Хорошо.

— Ну и хорошо, что хорошо. Ну, пока. Дай я тебя поцелую. В последний раз! Ну всё, больше не буду к тебе приставать. Целуйся со своим Колей.

Приехал с дачи Коля. Друг Лёха был притихший и неразговорчивый. Пошли гулять. Лёха потянул Колю в метро: «Давай хапнем адреналину!» Покрутившись на платформе и дождавшись, когда двери поезда закроются, молодые люди скользнули в щель между вагонов, встали на сцепку, взялись за поручни и понеслись по тёмному тоннелю с мигающими лампочками. Воздух подземелья трепал волосы, поезд грохотал, Коля щурился от ветра, а Лёха орал в восторге: «Свобода! Свобода!»

В конце июля погода в Кандалакшском заливе испортилась. Подул холодный ветер, серое полотно затянуло горизонт, комары тонко пищали, мошка забивалась за шиворот и больно кусала. Пора было ехать домой — в город. Коля всё время думал о Юле. Ему хотелось привезти её сюда, на Белое море, показать местные чудеса — литораль с пирамидами пескожилов, муравьиные дороги, закаты, переливающиеся в рассветы, тихую жизнь оранжевых звёзд в холодной прозрачной воде, старое кладбище, заброшенную деревню, руины церкви, где на месте алтаря разрослись полевые цветы. Как бы её удивили радужные нереисы, морские звери, незаметные простому глазу, но под микроскопом — удивительной красоты и сложности. А мощно выныривающие белухи! А рыбалка! Ей бы понравилось ловить на донку. А уха и плов с мидиями! Ей бы понравилось грести. В июле цветёт иван-чай. Розовые острова. Косые серебристые избы. Спившееся население. Это самое прекрасное и печальное место на свете. Юле понравится, она ведь художница.

Что бы Коля ни делал — смотрел ли на актинию, чистил ли рыбу, играл ли в карты, он везде видел Юлин образ. Теперь он точно знал, что только она для него, что только с ней всегда вместе, что они придуманы друг для друга, и Лёха тут ни при чём, хотя это он, а не Коля, всегда был для Юли родным, самым близким; и боялся, что она-то этого не понимает, и хочет с ним до пенсии обмениваться пуговицами — и всё. «Жуля, как ты думаешь, Юля Павлова будет моей женой?» Овчарка смотрела исподлобья и давала лапу.

Перед отъездом Коля решил набрать для Юли трёхлитровую банку морошки, сел с Жулей в лодку и погрёб к острову, в сердце которого пряталось ягодное болотце. Был отлив, пришлось тащить лодку к берегу по дну, покрытому острыми мидиями и скользкими фукусами. Коля привязал лодку к коряге и пошёл на болото, которое жёлтым пятном расползлось среди черничника. То ли от перемены погоды, то ли от едкого запаха болотных растений у Коли затрещала голова. Он набрал морошки и прикорнул на сухой кочке. Жуля бегала вокруг болота, вспугивая пташек. Когда пришли на берег, лодки не оказалось. Исчезла. Начался прилив. То ли водой унесло, то ли украли. Коля побежал вдоль берега, поскользнулся на водорослях и грохнулся, ударившись плечом об острый камень. Ругал себя последними словами. Жуля возмущённо лаяла. Дело было плохо: никто точно не знал, куда он поплыл, сказал только специалистке по ангелам, что за морошкой. Вода прибывала, становилось холодно. Рука сильно болела, спичек не было. Послышался шум мотора. «Лёха! Я здесь! Лёха!» Услышав знакомое имя, собака загавкала и убежала. Настала тишина. Коля сидел на берегу всю ночь. Утром опять послышалось Жулино гавканье. На моторке подъехал перепуганный Лёха.

— Лёха, прости меня, я идиот. Плохо лодку привязал. И руку вывихнул.

— Лодку украли, скорее всего. Тут индейцы плавали. На каноэ. Я слышал. Песни орали. Скажи спасибо, что скальп не сняли.

— Как ты меня нашёл?

— Жуля меня разбудила, лаяла, к воде рвалась. Всё объяснила, дорогу показала.

— Это невозможно, она не могла сама доплыть — далеко, сильное течение.

— Может, индейцы подбросили. Она тебе, Грабовский, жизнь спасла. Без неё я бы тебя не нашёл. Какая умная собака! Подари её Юльке своей на свадьбу.

Поезд проехал Волхов. По сторонам железнодорожного полотна бежали дачные домики с цветниками, парниками, яблонями и подсолнухами. Пассажиры сдавали проводникам бельё, допивали чай, доедали колбасу. Лёха обнимался с Ритой и издевался над Колей, который не мог больной рукой отрезать себе хлеба. «Тебе, Грабовский, без няньки не обойтись. Чтобы умывала и подтирала. Ты не беспокойся, я из Чупы телеграфировал, чтобы тебя сестра милосердия встретила. И нас чтобы встречали с медведем, водкой и цыганами». Поезд подошёл к платформе, в окне замелькали взволнованные встречающие: зелёная шапочка, серенькая кепочка, кружевные глаза, и вдруг — Юля с беленьким букетиком. У Коли заколотилось сердце: «Если она пришла встретить Лёху, то огорчится, ведь он же с Ритой. А если меня...»

Марк Семёнович почти дописал свою книгу о жизни городских сумасшедших. Ему осталось лишь выявить несколько деталей и сделать небольшой сравнительный анализ. С научными целями он бродит по улицам, кладбищам, заходит в церкви, столовые и магазины. Юля ищет отца с собакой. Жуля — отличная ищейка, ни один великий психиатр от неё не скроется! Частенько Жулю одалживает Лёха Гадов, чтобы найти своего подгулявшего пиздрика. Ни один знаменитый художник от неё не спрячется!

Иногда по ночам Юле становится страшно. Ей кажется, что сейчас к ней вернётся её детский бред. Она никого не хочет будить, беспокоить. Она ставит ноги на пол, чтобы пойти в ванную, и тут же ей в колени тычется холодный Жулин нос. Шершавый язык облизывает руки... Бред улетучился. С Жулей не страшно. Она прогонит Ампира, Луикаторза, Эсеркукаплан, девочку Ток, дядю Будю, Пекибака, Недотыкомку и чудище по имени Енфраншиш. Коля обнимает Юлю. Марк Семёнович в подштанниках несёт лимонную водичку: «Люлечка, щеночек, мы с тобой!»

Автор сердечно благодарит Шанти-хор парусника «Мир» за эту песню.

Франц. жарг.: отхожее место, букв. «сральник».

А у меня великолепный «Порш» во Франции. Ваше здоровье!