Павел Селуков - Халулаец

Я молчал. С одной стороны, фигура Олега слегка прояснялась, с другой — она напоминала фигуру восемнадцатилетнего парня. Это смущало и как-то не увязывалось. Была и третья сторона. Третью сторону я озвучил: если Олег такой замечательный, почему он тебя бросил? Ольга ответила мгновенно, будто ждала этого вопроса. Я сама виновата. Кроме меня, у него были и другие девушки. Иногда он приводил их домой, и мы занимались групповым сексом. А я хотела, чтобы он был только моим. Я виню в этом желании своих родителей и советские догмы. Короче, я решила от него забеременеть и проколола презервативы иголкой. Но дело тут не только в девушках. У Олега есть концепция. Встречаться не больше полугода. Он ненавидит быт, власть привычки, мещанство. Он называет это самоцитированием. Типа первые полгода секс — это секс, а потом обычный онанизм при помощи вагины. Он бы меня в любом случае бросил, вот я и проколола презервативы. Я старалась сделать это аккуратно, но Олег все равно заметил. Он поставил меня раком, трахнул в задницу, а потом отхлестал ремнем и выгнал на улицу. Я кричала от боли и кайфа. Ты когда-нибудь кричал от боли и кайфа? Если честно, у меня вторую неделю жопа горит. Хочешь ее поцеловать?

Я посмотрел на Ольгу и увидел, что она сильно возбудилась. Я понимал, что она хочет не меня, что она хочет Олега, но мне было плевать, потому что я тоже сильно возбудился. Это странно, я понимаю. Просто у меня пять месяцев не было женщины, а видение Ольги, стоящей раком перед другим мужчиной, воспалило мое и без того воспаленное сознание. Конечно, кто-то может удивиться, почему я не бросил жену, почему позволил ей вернуться, почему выслушиваю все эти излияния. На самом деле, ответ тут такой же примитивный и тупой, как с магнетизмом. Я люблю Ольгу и совершенно ничего не могу с этим поделать. Во время секса она три раза назвала меня Олегом.

Постепенно секс через воспоминания о ее любовнике стал повседневным. То есть я возбуждал Ольгу как аватар Олега. Я знаю, что это порочная практика, но почему-то и сам стал находить в ней мазохистское удовольствие. С каждым месяцем фигура Олега обрастала подробностями. Я купил зажигалку «Зиппо», как у него. Перешел с «Мальборо» на «Парламент». Коротко постригся. Наколол змею на бицепс. Перестал брить подмышки. Посмотрел видеосеминар про куннилингус. Подсел на творчество группы The Who . В августе Ольга привела меня в кафе, где познакомилась с Олегом. Мы выпили кофе. Потом она сказала, что не надела трусики, и ушла в туалет. Я хотел не идти за ней, но через пять минут побежал бегом. Я вылизывал свою жену в той же кабинке, где семь месяцев назад ее вылизывал любовник. Из кафе нам пришлось уходить стремительно: Ольга залила своим соком мою рубашку, а я испачкал трусы.

Через неделю жена стала называть меня Олегом, а себя попросила называть Лили. Я сживался с ее любовником уже на каком-то экзистенциальном уровне. Ольга больше ничего не стеснялась. В постели она могла сказать: «Олег входил глубже». Или: «Олег шлепал меня по заднице». Или: «Олег брал меня на столе». И я послушно входил глубже, шлепал по заднице, брал на столе. То есть я подчинялся не Ольге, а как бы сам хотел быть Олегом и делать все то, что делал он, чтобы жена была счастлива. Ну, и потому, что меня самого это возбуждало. Мы смотрели фильмы, которые смотрел Олег, ели блюда, которые ел он, планировали посетить те страны, где он уже побывал. В каком-то смысле моя личность исчезала. Я взял ее в кавычки, и кавычки становились все выше и чернее, а я сидел внутри и с восхищением смотрел, как над ними восходит новый Олег. Будучи перфекционистом, я хотел, чтобы мой Олег был идеальным. Мне вдруг стало казаться, что я фальшивлю, что настоящий Олег совсем другой. Я превратился в мнительного актера, которому нужно непременно познакомиться с Джонни Кэшем, чтобы сыграть Джонни Кэша. Это желание зудело во мне две недели. Потом я не выдержал и исподволь вызнал у Ольги адрес Олега.

В понедельник после работы я поехал к нему. Мои ладони вспотели от волнения и оставляли следы на руле. Олег жил в ничем не примечательной десятиэтажке на Плеханова. Я припарковался, оплатил парковку, подошел к подъезду и закурил. Я совершенно не представлял, что скажу своему божеству. Я много раз представлял Олега голым. Видел его эрегированный член. Держал Ольгу за руки, когда он входил в ее узкую жопу, притрагиваться к которой она не разрешала никому. А он не только притрагивался, он хлестал и топтал ее, как маленькую сучку. Не знаю. Наверное, в тот момент я сошел с ума, потому что захотел позвать Олега к себе, чтобы он посмотрел, как я трахаю Ольгу, и сказал, правильно ли я ее трахаю. Трахаю ли я ее, как он, или все это сплошная халтура.

Решившись, я набрал домофон. Мне никто не ответил, но дверь открыли. Я поднялся на восьмой этаж. Двести пятая квартира. Направо. Я вдавил кнопку звонка и замер. Момент истины вызывал коленную дрожь. Лязгнул замок. Из квартиры вышла неопрятная старуха.

— Тебе кого?

— Олега.

— Нет его. В монастырь ушел.

— Как в монастырь ?

— А так. Наблудил с женой бандита и в монастырь ушел. А может, в Москву уехал. Я ему раньше сдавала, а теперь сама живу. Твою, поди, тоже оприходовал?

— Оприходовал.

— Морду пришел чистить?

— Нет. В глаза посмотреть.

— Да нет там никаких глаз. Кобель он и есть кобель. У самого жена с детьми в Краснокамске, а он здесь блядует.

— Как жена и дети? Не может быть!

— То-то и оно, что может. Он гипнотизер патентованный. Раньше в цирке выступал. Выгнали. Всех гимнасток перетрахал, лишенец.

Подъезд поплыл перед глазами. Мне вдруг захотелось схватить нож и срезать с бицепса татуировку. И никогда не слушать группу The Who . И отрастить волосы. И купить «Мальборо». И побрить подмышки. И вообще вымыться и все-все рассказать Ольге. Я достал зажигалку «Зиппо» и сунул ее старухе. Не дожидаясь лифта, я скатился по лестнице, прыгнул в машину и рванул домой. Прямо с порога я все-все рассказал Ольге. Она мне не поверила. Ни единому слову. Она просто смеялась надо мной. Неожиданно для нее, я тоже рассмеялся. Ну нравится девочке быть Олеговой сучкой. Зачем лишать ее такого удовольствия?

Рассмеявшись, я отвесил Ольге тяжелую пощечину. Она упала. Я вытащил ремень и отхлестал ее. Сначала она кричала: «Олег, не надо!» А потом заскулила: «Антон, ну пожалуйста-а-а...» Тогда я поднял ее с пола и отнес в кровать. Неделю мы не разговаривали. Я предложил ей развод, если она хочет. Она промолчала. А через неделю наша жизнь вошла в русло. Не в прежнее доолегово русло и не в русло олегово, а в какое-то новое русло, потому что Олег из меня никуда не делся, а как бы мутировал от соприкосновения с Антоном, и я стал каким-то Антолегом, уж простите за словообразование. Конечно, между мной и Ольгой выросла стена отчуждения, но чем выше она становилась, тем яростнее мы преодолевали ее праздником пестика и тычинки. Настоящего Олега я встретил через год. Он шел по Компросу на закате, а мы с Ольгой сидели под липами. Он не произвел на меня никакого впечатления. «Вот идет Олег», — равнодушно сказала Ольга. А я сказал: «Ну и пусть».