Натан Энгландер - Ужин в центре Земли

— Да, выслушать ваш отчет о Берлине. Точнее — и да, и нет, — говорит начальник. — Рейс менять не нужно. Мы уже сделали это для вас.

Начальник запускает руку в ящик стола и достает маршрутную квитанцию и билеты.

Z читает маршрут полета, изо всех сил стараясь не выказывать ни малейшей нервозности.

Начальник наклоняется над столом и тычет пальцем в бумагу.

— Если тут смотреть, то прямой в Нью-Йорк. Но верную информацию дают билеты, разумеется. В них — пересадка в Тель-Авиве.

Так просто и так умно, думает Z. Он уже разоблачен, и они заманивают его домой, чтобы он получил по заслугам. Без хлопот, без заморочек. Легче легкого.

Z смотрит на начальника — на лице Z уже, должно быть, явный ужас. Недвусмысленный, он знает. Но что может Z в такую минуту, кроме как идти напролом?

— Великолепная идея, — говорит Z. — Отличный способ въехать и выехать незамеченным. Но попросил я об этой встрече — уж простите, что морочу вам голову, — по противоположной причине.

— Чему противоположной?

— Тому, что вы предлагаете, — говорит Z. — Я хотел вам сказать, что после того, как я написал вам имейл, и после того, как забронировал билет, понимая, естественно, что вы это увидите, мама позвонила еще раз. У нас был хороший долгий разговор. И дело теперь иначе обстоит.

— У нее нет рака?

— Нет, он есть. Плохой рак. Но дело в том, что впереди химиотерапия, потом лучевая, а дальше опять и опять по кругу — это займет время. И она знает, какая у меня ответственная работа. В смысле — та работа, о которой она знает.

— Понимаю, — кивает начальник.

— Одним словом, уже сейчас все серьезно, но она говорит, эта серьезность не на один день и лучше мне поберечь свой отпуск. Лучше будет, если я приеду на еврейские праздники. Она очень мужественная, моя мама. Говорит — вся она в этом, — что так получит время привыкнуть к своему больному состоянию. Говорит, ждать к себе сына на Рош га-Шана — это даст ей что-то, ради чего жить. И ждать-то всего несколько недель.

Начальник соображает, крутясь туда-сюда в своем кресле. Лицо не выражает ничего — воплощенная выдержка.

— Понимаю вас вполне, — говорит начальник. — Как бы то ни было, давайте я вас отправлю в неофициальный отпуск прямо сейчас. Оставайтесь поблизости, отдохните, наберитесь сил, а я уведомлю Тель-Авив.

Они устроились на диване в своем шикарном номере, приняв положение, которое становится у них излюбленным: официантка полулежит на подушках, прислоненных к изголовью, ноги покоятся на коленях у сидящего Z. Он легонько сжимает ее ступню и приподнимает, восхищаясь старым-престарым, изрядно облупившимся педикюром. Он целует эти пальчики, он любит эти пальчики.

— Знаешь, где ты дал маху, мальчик-еврейчик? — спрашивает официантка.

— Нет, — отвечает Z. Он не может взять в толк, где эта точка на его горемычном пути.

— Там, где ты поверил, что еврейская мама сумеет тебя из всего этого вызволить. Если нужно, чтобы мир стал крутиться в другую сторону, попроси девочку-итальяночку обратиться к своему папе. Попроси и увидишь, на что способен гиперопекающий калабриец.

— Ха! — говорит Z. — Ты серьезно?

— Да. Тебе надо познакомиться с моим папой. Он может помочь.

— Потому что богат?

— Нет, не поэтому. Важно, как он богат. У него маленькая медиаимперия — хотя вообще-то она довольно большая.

Z потирает ее ступню. В ответ произносит только:

— И?

— Ты что, совсем ничего не знаешь про нашу страну?

Выходит, что совсем.

— В Италии, если это «медиа», то часть обязательно принадлежит Берлускони. Мой папа имеет доступ к премьер-министру и распоряжается кое-какими его средствами.

— Это твой план? Действовать через папу?

Официантка убирает ногу с колен Z и садится вплотную к нему.

— А у тебя какой план? Навсегда поселиться в этом отеле?

— Не самая плохая идея, — говорит Z, оглядывая их дворцовые покои.

— Если у тебя есть лучший план, давай выкладывай. Но, честно говоря, я все еще не понимаю, почему ты не возьмешь такси до аэропорта и просто не улетишь.

Z ласково улыбается ей и похлопывает ее по ноге.

— Мне уже начинает хотеться, чтобы тебя сцапали, — говорит официантка.

— Извини, — говорит он, и в мыслях не имея обращаться с ней пренебрежительно. — Я потому не могу сбежать, что у меня нет дипломатического прикрытия. Я просто субъект с плохим паспортом, который нарушил изрядное количество законов. Если Израиль настучит на меня французам, а потом скажет, что знать меня не знает, то я буду гнить в здешней тюрьме. Если израильтяне внесут меня в черный список и признают за своего, то меня депортируют в Израиль, а там опять-таки посадят. В обоих случаях я проигрываю. Но Израиль проигрывает тоже, потому что я иду с довеском в виде довольно крупного международного инцидента. Так что мы в патовом положении. Я застрял в Париже и стараюсь не дать своим коллегам шанса помочь мне поскользнуться в душе или сломать шею на лестнице. Мой единственный выход — Америка, там по ряду причин им скорее было бы выгодно просто оставить меня в покое. Может быть, я там чаще обычного буду оглядываться через плечо, но, по крайней мере, там я дома, а израильтяне — чужие. Если прикинуть шансы, в Америке они у меня неплохие.

— Но ты не можешь туда попасть.

Z чуть не стонет, услышав эту печальную истину.

— Нет, не могу.

— Тогда, похоже, лучшее, что у тебя есть, это поехать со мной в Италию. И там отдаться на милость моего отца — он такое очень любит.

— Ты едешь в Италию? Когда ты это решила? — спрашивает Z, снова пойманный врасплох, что, учитывая род его занятий, не должно, по идее, происходить с ним так часто.

— Это всегда было решено. На Капри самый сезон. Мы — моя семья — никогда его не пропускаем, — говорит официантка. — Поездка давно запланирована, просто ты про нее не знал.

Она уже стоит и, глядя на лестницу, ведущую в спальню, протягивает ему руку; он отвечает встречным жестом.

— Ты собиралась взять и уехать от меня?

— А ты бы не уехал?

Нет, думает Z, вставая. Он бы ни за что от нее не уехал.

Не сказать к тому же, чтобы выстроилась большая очередь желающих его вывезти; выбирать не из чего, только ее предложение и есть. Возможность обратиться к человеку с возможностями. Звучит обнадеживающе.

— Допустим, мы приехали, а твой папа не захотел в это ввязываться. Он меня не сдаст?

— Кому? Бармену в отеле? Нет, папу это приятно взбудоражит. Его уже мало что возбуждает в жизни, а тут такое. В любом случае в Италии ты никаких законов не нарушал, так что там тебе все равно будет лучше, чем здесь. Если даже тебя сцапают, то пусть лучше через неделю на острове, чем завтра в Париже. По крайней мере, мы сможем трахаться вволю в самом прекрасном отеле, какой я видела.