Уильям Сароян - Повести и рассказы

— Ты не прячешься, — сказал Рэд.

— Прячусь, — сказала Флора.

— Во-первых, ты ушла слишком уж далеко от дерева. Во-вторых, когда я нашел тебя, ты должна была вскочить и бежать со мной наперегонки к дереву.

— Знаю.

— Ты не хочешь играть?

— Хочу, но не все время. Сначала я спряталась не здесь. Я пряталась по разным другим местам. Я устала прятаться и, когда нашла это миленькое местечко, села отдохнуть и остудить ноги.

— Ох, — сказал Рэд. Он просто не мог придумать, что бы еще возразить, до того разумно она говорила.

— Как ты считаешь, надо нам вернуться назад? — сказал он наконец. — Надо нам вернуться и продолжить игру?

— Ну конечно, — сказала Флора. — Нам надо вернуться, но лучше останемся, мне здесь нравится гораздо больше.

— Тебе нравится сидеть одной, вот как сейчас?

— Да. А тебе?

— Иногда нравится.

— Мне всегда нравится, — сказала Флора, — а бывает, что я просто не могу иначе.

— Когда это?

— О, я не знаю. Когда тебе хочется побыть одному?

— Когда я сердит.

— А ты ни на кого сейчас не сердит?

— Сердит.

— На кого же?

— На своего отца.

— На отца? За что?

— Он ударил маму.

— Неужели ударил?

— Да.

— Почему?

— Он делается иногда злым и сердитым, — сказал Рэд. И подумав, добавил: — Иногда он делается ужасно сердитым.

— Это она его так сердит? — сказала Флора.

— Не знаю, — сказал Рэд. — Но когда он такой, он старается не тронуть ее, не ударить. Я сразу это чувствую. Он старается очень долго, потом вдруг не выдерживает и ударяет ее. Она плачет, а он снова ее ударяет. И тут уже я не выдерживаю и ударяю его. Вот после такого мне и хочется побыть одному. А тебе когда хочется?

— Видишь ли, — сказала Флора, — мой отец никогда не бьет мою маму, но случается, что мама дает ему пощечину.

— Твоя мать дает пощечину твоему отцу?

— Да. Сегодня днем она закатила ему пощечину.

— А он что?

— Он вышел из дома. Он спустился во двор к старой оливе и поработал там немного. Подрезал мертвые ветки. Потом ушел в виноградник. Он долго с ней не разговаривал.

— А почему она закатила ему пощечину? Почему они делают такие вещи?

— Не знаю. Я думала об этом, но ничего не надумала. А ты знаешь?

— Я? — сказал Рэд. — Я знаю, что отец мой иногда сердится. Наверно, мама сердит его. Иногда она даже меня сердит. Иногда она ужасно меня сердит.

— И ты тоже ее ударяешь?

— О нет! — Он замолчал, подумал, потом сказал: — Но я очень хотел бы поверить всему тому, что она говорит мне. Я никогда не знаю, чему верить.

Девочка послушала, подумала минутку, потом обернулась посмотреть на него. Рэд увидел, что он явно понравился ей, хотя вовсе о том не думал и не старался. Он обрадовался, потому что она сама ему очень нравилась, он как-то сразу почувствовал, что она особенно ему нравится.

— Давай лучше вернемся, — предложил он внезапно.

— Хорошо. — Флора вытащила из воды ноги, надела носки, потом туфли и, потянувшись к Рэду, сказала: — Помоги мне, пожалуйста.

Рэд взял ее за руку и помог встать, охваченный неведомым ему до сих пор ликованием. Ах, как хорошо было держать ее руку! Она поднялась и сказала почти шепотом:

— Совсем не хочу возвращаться.

Они пошли через виноградник.

— Почему? — сказал Рэд.

— Ох, — сказала Флора. — Если б ты только знал, до чего ужасно я себя чувствую, когда вижу, что папа и мама несчастливы друг с другом.

— Разве они несчастливы друг с другом?

— Очень. А твои?

— Не знаю, — сказал Рэд. — Наверное, да. Но и счастливы тоже. Большей частью они счастливы. А твои нет?

— Мои никогда, — сказала Флора. — Они только притворяются. По-моему, они ненавидят друг друга. Они думают, мы не знаем. Они думают, мы не понимаем, но мы понимаем, особенно Фанни. Фанни понимает больше всех. Фэй тоже понимает, но ей не хочется понимать. Фанни говорит мне все, что понимает сама. «Они ненавидят друг друга, — говорит Фанни. — Они просто противны друг другу. Но вряд ли сами сознают это, из-за одной только привычки». Фанни понимает больше всех. Они действительно ненавидят друг друга.

— Нет, не ненавидят, — сказал Рэд.

— О да, ненавидят, — сказала Флора. — А мы притворяемся, что не знаем, особенно Фанни. Она одна всегда становится на сторону мамы. Мы на стороне папы, Фэй и я, Фанни на стороне мамы. А ты на чьей?

— Ни на чьей, — сказал Рэд. — Разве может быть, чтоб они ненавидели друг друга?

Никогда раньше в своей жизни ни с кем он так не разговаривал. Ему больно было оттого, что мать и отец этой хорошенькой девочки не любят друг друга, что они даже, может быть, ненавидят друг друга.

— Наверно, Фанни говорила это просто в шутку?

— Нет, это не шутка, — сказала Флора. — Это правда. Ну вот, мы уже близко. По-моему, будет лучше, если отсюда мы побежим.

— Хорошо, — сказал Рэд.

Он дал ей пробежать вперед, потом пустился следом и очень скоро ее обогнал. Он увидел остальных девочек — они стояли во дворе, возле насоса, и разговаривали. Он побежал прямо к дереву. Но добежав, не остановился, чтоб подойти к девочкам или подождать, пока к нему присоединится Флора. Он миновал дерево и помчался дальше. Он услышал, как Фанни окликает его: «Эй, Рэд, куда ты?» Но он, не оглядываясь, бежал дальше, пока еще были силы, потом перешел на шаг. А когда был уже далеко, когда достиг полосы гранатовых и оливковых деревьев, здесь он остановился наконец, чтоб побыть одному.

Он сорвал с ветки маленький красный гранат и со всего размаху швырнул его в дерево — гранат налетел на ствол и разбился.

— Будь ты проклят, папа! — сказал мальчик. — Будь ты проклята, мама! Будьте прокляты вы оба!

Они были вместе, все четверо — двое мужчин и две женщины, кто из них сидел, кто стоял на веранде, и каждый без церемоний наливал себе и пил, что ему хочется, и все они привыкали к близости друг с другом, к странности того, что они все вместе — болтают о чем-то, пьют, проводят время. Но минут через десять мужчины спустились во двор, а женщины остались вдвоем на веранде. Так каждая пара могла видеть другую, но разговора уже не слышала. В самом начале, когда дети были еще рядом, взрослые обменивались любезными улыбками, понимающими взглядами, а чуть спустя уже и смеялись.

Первым засмеялся Ивен Назаренус.

Средняя девочка Уолза вдруг громко обратилась к старшим:

— Ну, вы, детки, играйте тут, а мы — детишки — поиграем за домом.

Ивен засмеялся и, обращаясь к Мэй Уолз, сказал:

— Ну и девочка! Какая она у вас вообще?

Мэй Уолз отмахнулась, мягко и любяще, на вопрос о том, какая вообще ее Фанни, и сказала с теплотой — не для Фанни, а для Суон и Ивена: «Бог знает, во всяком случае зовут ее — Фанни» [3] Фанни (funny) — забавный, смешной, потешный. . Эти слова, сами по себе так мало значащие, для Суон, которая всего минуту назад чувствовала, что она не в силах будет смотреть на Мэй и Уоррена, не в силах будет говорить, не в силах будет даже двигаться, — значили невероятно много.