Уильям Сароян - Повести и рассказы

— Мама сказала, что возьмет меня и Еву в цирк. Мы приготовились, но она почему-то позвала Мейбл, и Мейбл увела нас. Нам не хотелось идти с Мейбл. Я не знал, почему мама раздумала идти. Мне вовсе не понравился цирк с Мейбл.

Рэд умолк.

— И из-за этого ты возненавидел Мильтона Швейцера? Но при чем тут он? — сказал Ивен.

— Разве ты не понимаешь? — сказал Рэд. — Когда мы вернулись из цирка, он был у нас. А еще в другой раз мама обещала повезти меня и Еву на пикник в университетский городок. В то самое место, где мы однажды так хорошо повеселились. Она наготовила сандвичей, самых разных, и когда мы совсем уже собрались, она снова позвала Мейбл и отправила нас с нею.

— Когда это было?

— Когда ты уехал зарабатывать деньги на машину, — сказал Рэд. — Когда же мы наконец купим ее?

— Не знаю, — сказал Ивен.

— Вернувшись после пикника, я вошел в комнату и увидел его, — сказал Рэд. — Я сразу же вышел оттуда и пошел во двор, потому что ужасно разозлился. Я только сказал: «Почему вы не сидите у себя дома?» Ева осталась с мамой и с ним.

— Что же ты не рассказал мне раньше, Рэд?

— Не знаю, — сказал мальчик. — Забыл, наверно. Потом он уже больше не приходил к нам. А разве тебе приятно было бы услышать, что я так зло с ним разговаривал? И чтобы я сам рассказал об этом? Мне было стыдно. Я не хотел сказать такое. Я просто не удержался.

Ивен подрулил к стоянке аэропорта и остановил машину.

— Твой дядя Дейд очень тебе обрадуется, — сказал он.

Дейд выглядел усталым, он выглядел таким усталым, что Рэд сказал своему отцу: «Это и есть Дейд?» Дейд читал книгу, прислонившись к стойке. Когда они подошли, он захлопнул книгу и посмотрел на мальчика.

— Привет, Рэд, — сказал он. — Ты выглядишь прекрасно. Ты выглядишь превосходно, мальчик. — Он обернулся к брату. — Знаешь, на кого он похож? На нашего старика. На твоего дедушку, Рэд, на Петруса Назаренуса. Ты похож на него. — Дейд снова посмотрел на брата. — Я подумал, что лучше так, чем совсем ничего. Но через час мне нужно улететь с обратным самолетом.

Дейд улыбнулся мальчику. Он заговорил на языке, который Рэду хотелось бы знать. Единственное слово, понятое Рэдом из всего, что сказал Дейд, было «эй». С него Дейд начал. Эй, потом еще что-то на незнакомом языке, слова — быстрые, твердые и как будто сердитые, но в то же время и забавные.

Глядя брату в глаза, Дейд очень спокойно сказал что-то еще на своем языке. Рэд услышал, как отец его ответил на том же языке.

Они направились к скамейке в дальнем углу, сели. Рэд оказался посередине, между отцом и дядей. Дейд обнял его одной рукой, прижал к себе.

Братья разговаривали на языке, которого Рэд не понимал. Но ему это и не нужно было. Он понимал их голоса. Он понимал, что Дейд брат Ивена.

— Говори помягче, — сказал Дейд. — Говори помягче, ради своего сына. Я вижу в нем моего отца.

— Хорошо, — сказал Ивен. — Что мне делать, брат?

Дейд обратился по-английски к Рэду.

— Ты — мой отец Петрус Назаренус. — Он притянул к себе голову мальчика и поцеловал в лоб. — Если ты устал, если хочешь пройтись, если хочешь посмотреть на людей или выйти и посмотреть на самолеты, иди, мы будем здесь, ты найдешь нас на этой скамейке.

Рэд обернулся к отцу, и в глазах его снова было смятение.

— Я не хочу, — сказал он.

— Я и надеялся, что не захочешь, — сказал Дейд, — но не был уверен.

Он снова перешел на родной язык.

— Нам нужна целая жизнь, чтоб понять простейшие вещи, — сказал Дейд. — Нам нужны две жизни, чтоб исправить хоть малую ошибку. Каждый день наш бывает прожит с ошибкой, и за всю жизнь мы не исправляем ни одной из них. Что тебе делать, мой брат? Что бы ты ни сделал, ты не сам это сделаешь. Ты сделаешь то, что тебе уготовано. Как ты ни поступи, все будет правильно. Если ты ненавидишь — это правильно. Если убьешь — тоже. Брат, если ты любишь — это правильно. Если ты любишь ее, хоть даже себе на пагубу, — это правильно. — Его усталые глаза испытывали глаза брата. — Делай то, что ты должен, — сказал он. — Делай то, что ты хочешь. Это правильно.

— Если я муж женщины, которая… — заговорил Ивен.

— Это правильно, — быстро произнес Дейд, и голос у него был бесконечно усталый.

— Если я отец чужого ребенка… — сказал Ивен.

— Это правильно, — сказал Дейд.

— Что мне делать? — сказал Ивен.

— Может, выспаться? — спросил Дейд. — Не это ли тебе нужно?

— Выспаться? — сказал Ивен. — Я не усну. Сон для меня потерян.

— Я тоскую по моим детям, — сказал Дейд. — Тосковать — это правильно. Я хочу их увидеть, и это правильно. Я их не увижу, и не видеть их — тоже правильно.

— Почему, Дейд?

— Это игра, — сказал Дейд. — Играешь свою игру. Играешь, как тебе выпало. Что выпадает мне? Какое выбрать решение? Быть гордым и потерять то, что я люблю, или быть мягким, без гордости, и мягкостью сохранить любимое? И то и другое правильно. Что же я выбираю? Быть гордым и потерять тех, кого я люблю. И если даже они любят меня и стремятся ко мне, что требуется от меня? Быть гордым и не подпускать их к себе. И если они умирают от этой любви и тоски, что требуется от меня? Быть гордым и приучить себя к мысли, что они умерли. Так ли это? Так ли должно быть? Да, так, мой брат.

— Ты устал, Дейд, — сказал Ивен. — Ты очень устал. Тебе нельзя лететь обратно.

— Игра есть игра, — сказал Дейд. — Сейчас она ждет меня. Она всегда меня ждет. Я не испытываю волнений. Никогда не испытывал. Волнения из-за денег, приходящих и уходящих, они никогда не владели мною. Игра поджидает, чтобы взволновать, удивить, вознести или унизить. Она никогда не волновала, не удивляла, не возносила и не унижала меня. Ты понимаешь, брат?

— Нет, не понимаю.

— При случае я разъясню тебе, — сказал Дейд. — Вот. — Он засунул руку в карман, вытащил кипу бумажных денег и протянул их Ивену. Рэд увидел деньги. Он знал, что это такое, но он не понимал языка братьев. — Вот мой выигрыш, — сказал Дейд. — Я не спал, потому что в то время, когда другие игроки сдаются, я продолжаю играть. Глупая игра, и выигрыш глупый. Но это правильно. Что тебе делать? Отправляйся домой.

Он снова повернул к себе голову мальчика, снова коснулся его лба сухими губами.

— Рэд, — сказал он. — Разве это не странно и чудесно, когда сын твоего брата — твой же отец? — Он улыбнулся мальчику, ласково сжав ему подбородок. — Разве не странно это, Рэд? Я был плохим сыном. Может, потому и отец из меня не получился. Как ты думаешь? Скажи мне.

— Я хочу говорить на вашем языке, — сказал Рэд.

— Да, — сказал Дейд. Через голову мальчика он взглянул на его отца. Ивен все еще держал деньги в руках. Дейд сказал по-английски: — Надо его научить.

— Кто будет учить меня? — сказал Рэд.

— Твой отец, — сказал Дейд. Он снова обратился по-английски к брату: — Научи его нашему языку. Но учи не словам, а мыслям. К тому времени, когда тебе исполнится девять, — сказал он мальчику, — ты будешь говорить на нашем языке так же, как на английском, а может и лучше. Спрячь эти бумажки в карман, — сказал он брату по-английски и добавил на родном: — У меня есть еще, эти ты забери и поезжай домой. Если есть там кто-то, кого ты хочешь убить, оружие найдется в моей комнате. Почему бы и нет? Это правильно. Если же есть там кто-то, кого ты хотел бы простить и понять и снова любить, ты найдешь оружие в собственном сердце.