Вера Иванова - Фанатка

– Дядь Вань, ты не думай, я тебя не выдам! – Татьяна с заговорщическим видом подмигнула мрачному швейцару, словно зная, как растопить его сердце.

Но дядя Ваня все еще не сдавался. Хоть Татьяне и удалось немного размягчить его, воскресив давно забытые воспоминания, он все еще был неприступен.

– С ума спятила, девка! Ты что же это с собой делаешь, а? До какого позора себя доводишь! Матери-то ты что скажешь?

– Дядь Вань, не шуми! Это же мой единственный шанс, как ты не понимаешь! Я же люблю его… Очень люблю! Если я сейчас не буду с ним, мне хоть в петлю лезь… Хоть в пруду топись! А если все получится… То мне больше ничего в жизни и не надо.

Швейцар вздрогнул. Он вдруг вспомнил, что все это уже было с ним. Вот так же стояла перед ним девчонка, упрашивала его, стараясь казаться веселой, хотя в глазах у самой стояли слезы… В этом было что-то мистическое, какая-то загадка тайна, такое полное повторение истории было просо невероятным… Дядя Ваня постарался отогнать шальное воспоминание подальше, он даже мотнул головой, как замороченный оводами конь.

– Ох, ну и чумовые вы, современные! Наши-то в ваши годы потише были, поскромнее. Разве что мать твоя… – сказал он и прикусил язык. Черт дернул его сболтнуть лишнее! Эх, достала она таки его, ввела в грех, чуть было не выболтал секретное, баба, ну честное слово, баба!

– А что моя мать? Что ты хочешь сказать? – как ни поглощена была Татьяна своими заботами, она все же уловила напряжение, охватившее швейцара при последних словах. Да и слова-то были какие-то странные. Почему-то он все время вспоминает мать… Но при чем тут мама? С мамой она как-нибудь сама разберется, потом. Мама у нее вообще что надо – не доставала по пустякам, помогала в сложных ситуациях, у Татьяны от нее не было секретов. К дочкиному увлечению Жекой она относилась терпимо, правда, ни раз говорила, что, когда Татьяна перебесится, ей самой же будет смешно, какой фанаткой она была.

– Да я так, ничего, обмолвился, – дядька чувствовал себя неловко. Ему было стыдно за свою несдержанность, хотелось быстрее отделаться от назойливой племянницы. И что они обе хотят от него, прилипли как мухи. – Ладно уж. Будут тебе ключи, – он сказал это быстро, скороговоркой, лишь бы его поскорее оставили в покое.

– Дядечка, миленький ты мой, какой же ты хороший! – одуревшая от счастья Татьяна бросилась швейцару на шею и расцеловала в заросшие щеки. – Спасибо тебе, дядь Вань, я этого век не забуду!

– Век не забуду, век не забуду! – ворчал дядька, проходя сквозь крутящуюся дверь в прохладный гостиничный холл. – Лучше бы о своей жизни подумала, дуреха! – Он был бы и рад дать обратный ход, но было уже поздно. Ну, не мог он сказать сейчас ей, что все отменяется! Вон как сияет вся, глаза как светятся! И кто их разберет, этих женщин. Такое вытворяют, уму непостижимо.

– На, держи, – протянул он ей ключи, вернувшись. – Номер 195, четвертый этаж.

– Я знаю, – кивнула Таня, пряча ключ с тяжелым гостиничным наболдашником в сумочку. – Я уже все знаю!

– Да не забудь ключ вернуть, дуреха!

– Постараюсь! – уклончиво ответила Таня. Честно говоря, он уже сейчас ей нравился, этот ключ. И он вполне годился для того, чтобы заменить утраченную фотографию! Поэтому она и не была уверена в том, что вернет его. А дядя Ваня – что ж, мало ли ключей пропадает в гостинице! Если что, она ему просто отдаст деньги и все.

Глядя, как повеселевшая девочка скачет от радости по площади перед гостиницей, швейцар окончательно смягчился. «Много ли им, дурехам, нужно для счастья!»

Дядя Ваня вздохнул и пригладил бороду. Да, непростая эта штука – жизнь. Вот и сейчас – нехорошее вроде дело сделал, а на душе почему-то светло.

Он проводил взглядом скрывшуюся за углом девочку, и вдруг еще одна, совсем уж неправильная, мысль пришла ему в голову: а так ли уж не права была сестра, когда семнадцать лет назад пошла на то, что сделала? А может, в этом и был смысл ее жизни? Может, она нашла не беду, а счастье?

Концерт получился отменным.

Зал ДК был набит до отказа.

Места в партере достались начальству, вернее в большей степени их дочкам, сынкам и прочим родственникам. Но и само начальство не побрезговало столь замечательным концертом – имя Евгения Малышева было у всех на устах. Его появление в городе относилось к разряду тех событий, которые в тихом провинциальном городке обсуждают еще годы спустя и которые всегда остаются в его истории. К тому же не одним только фанаткам хотелось пополнить семейные альбомы совместными с известным певцом фотографиями и автографами. Поэтому ничего удивительного не было в том, что в первом ряду можно было увидеть и мэра с женой и свояченицей, и главврача больницы с заместителями, и начальницу санэпидстанции с владельцем единственного в городе ресторана, и директора школы с молоденькой завучем по внеклассной работе, и даже батюшку, настоятеля местного храма.

Фанаткам достались совсем неплохие места – на боковых откидных стульчиках во всех рядах. Конечно же, в первый ряд уселась возглавлявшая свою команду Ната. Ее грузная фигура, словно монумент, возвышалась над партером: короткие, постриженные почти под ноль волосы блестели от покрывавшего их иссиня-черного воска, золотистое же вечернее платье – облегающая маечка на узеньких бретельках – едва скрывало мощные, рвущиеся наружу формы, которые невольно привлекали голодные взгляды мужской половины новинского бомонда и негодующие взгляды женской.

Вообще же вечерний прикид избранной публики являл собой странную смесь. Здесь были действительно шикарные фирменные туалеты, такие, например, как темно-синий полупрозрачный туалет от Dior, весной привезенный мэром жене из Парижа, или же «тряпочки» от Moschino, надетые на подружках местных крутых, и даже несколько великолепных образцов коллекционных платьев от Loris Adsaro, неизвестно как оказавшихся в этих не самых близких к центрам мировой цивилизации края.

Были здесь и довольно искусные поделки под фирменные вещи – каждая уважающая себя новинчанка имела дома швейную машину и почти все горожанки умели шить – а уж «подсмотреть» фасон фирменной вещи никогда не считалось зазорным.

Многие были одеты в модели из старых номеров модных журналов.

Ну, а те, кого не изводило тщеславие, довольствовались китайско-корейским ассортиментом местного вещевого рынка и чувствовали себя в этой одежде ничуть не хуже упакованных в «фирму».

Не обошлось, конечно же, и без пофигистов, страдающих не от недостатка денег, а от недостатка воображения и не признающих другой одежды, кроме спортивных костюмов.

Татьяна сидела в последнем ряду. На ней было простенькое беленькое платьице, точная копия фирменного оригинала. Это платьице, как и всякая хорошая вещь, обладало одним неоценимым качеством – оно так ненавязчиво подчеркивало фигуру и так идеально сидело, что казалось, было смоделировано и сшито специально для Тани. Те, кто смотрел на девчонку, невольно задерживали взгляд, им сразу же запоминался этот цельный образ, который олицетворял собой свежесть и юность.