Анатолий Салуцкий - Немой набат. Книга вторая

В тот раз Подлевский надолго исчез. И вот неизвестно каким образом возник снова, уже в ином обличье, готовым на все, на любое злодейство. «Но он не мстит мне лично, — рассуждал Донцов, сидя за рулем своего “кубика”, — он для меня образ конкурентной силы, но и я перед ним предстаю в таком же качестве». Однако времена переменились, обстановка перед транзитом власти быстро усложняется. Синягин ясно объяснил, что судьба России будет зависеть от того, какая из полярных сил возьмет верх.

Подумал: «Снова уехал от Подлевского». Но опять явилась простая мысль: «Нет, не уехал, для него я символизирую идеалы, которые противоречат его жизненным установкам, он ненавидит меня именно в этой ипостаси. А борьба за будущую власть выходит на финишную прямую, и он ментально готов любой ценой нанести мне непоправимый ущерб, напрочь выбить из игры. И выплеснул свои настроения, когда выследил Веру с Яриком... Нет, скорее всего, это получилось случайно, ситуация в Поворотихе подвернулась волею судеб. Но какое это имеет значение? В любом случае, как теперь говорят, ничего личного. Угроза поджога — тоже символ нарастающего накала политических страстей. В капле воды отражается весь мир...»

Но едва разобрался с Подлевским, потревожила другая мысль, хотя уже не первого ряда. Что это за пьяница, который проболтался Деду о поджоге? Его откровенность непонятна сама по себе, а уж про Подлевского... Именно упоминание этой фамилии превращает пьяный бред в абсолютно достоверную инфу. Нет, тут что-то не так. Это больше похоже на предупреждение. Но кто мог знать о заговоре Подлевского и кому выгодно предупредить его, Донцова? Этот вопрос Виктор тоже был не в состоянии обдумать даже предположительно, однако утвердился во мнении, что в этом мире существуют тайные силы, противостоящие Подлевскому.

Впрочем, уже на пустынных полуночных московских улицах, подъезжая к дому, он дополнил свой вывод: «А может быть, этим силам выгодно подловить Подлевского, скомпрометировать его на грязных делах? Понятно, здесь тоже ничего личного».

Машину Донцов оставил у подъезда, благо есть резидентное разрешение, а поднявшись в квартиру, поставил будильник на девять часов и завалился спать.

Он твердо знал, с чего начнет утро, чем завтра займется в Поворотихе и когда эвакуирует оттуда Веру с Яриком.

У самой Поворотихи Донцов сбросил скорость до двадцати километров и принялся внимательно осматривать обочины. Углядев что-то, прибавил газу и уже через три минуты подъехал к дому Богодуховых. Вера, как всегда, была счастлива, он, как всегда, поднял Ярика на вытянутые руки, и жизнь покатилась по привычному руслу: Антонина прежде всего усадила его за обеденный стол.

Виктор строго держался своего графика. Утром сделал важный звонок. Потом достал с широких антресолей два больших чемодана. Из одного вытряхнул в угол прихожей кучу ношеной обуви — из моды вышла, а выбросить жалко, — из другого аккуратно вытащил кипы свежего постельного белья — богодуховское приданое — и сложил его на диване в своем кабинете. Бросив пустые чемоданы в багажник, заскочил в магазин за сиденьем безопасности для Ярика, а по пути в Поворотиху, хотя и пришлось дать солидный крюк, решил еще один важный вопрос, не терпящий отлагательства. Здесь, в Поворотихе, ему предстоял серьезный разговор с женой, который, впрочем, не слишком беспокоил Донцова. Гораздо более сложным представлялось ему объяснение с Дедом.

После обеда они с Верой удобно устроились на табуретных подушках в маленькой самодельной садовой беседке, и Виктор, ласково попросив жену не перебивать его вопросами, а задать их, когда он закончит свой «доклад», пересказал все, что узнал от Деда. Вера в волнении часто перекладывала Ярика с руки на руку, но держалась стойко, на что и рассчитывал Донцов. Выслушав мужа без паники, испуганных «ахов» и немых слез, она со спокойствием, которое давалось ей нелегко, сказала:

— Витюша, мне понятно все, кроме одного. Почему мы с Яриком все еще здесь?

Разумеется, Виктор ждал этого вопроса, который вчера вечером терзал его самого. Сегодня, на трассе, только и думал о том, как лучше ответить Вере. И пришел к выводу, что после «удара обухом», каким стало для нее ужасное известие, нельзя сразу разъяснять негожесть срочного бегства из Поворотихи. Она переживает такой же стресс, какой потряс его, и не сможет «врубиться» в психологию Подлевского.

— На это есть очень веские причины, о которых скажу позже. Но поверь, я все обдумал до мельчайших деталей. Вещи — ни твои, ни Ярика — не пакуй, приготовь только подгузники и прочие принадлежности. Жизнь идет своим чередом. О дальнейших шагах буду говорить по ходу дела.

— Но как здесь оказался Подлевский?

— Загадка, ответ на которую может дать только время, я теряюсь в предположениях. Либо он намеренно тебя выследил, либо в Поворотихе у него появились какие-то деловые интересы, связанные с прокладкой газопровода. Сейчас это не имеет значения, мы оказались перед страшной угрозой, и думать надо только о том, как противостоять покушению.

— А когда едем?

— Станет ясно к вечеру.

Она немного подумала, потом невесело улыбнулась:

— Витюша, ты командир. Я в тебя верю и готова исполнять твои команды. — Строго, неулыбчиво добавила: — Не подведу.

Донцов обнял, крепко расцеловал жену:

— Родная моя, я в тебе ни капли не сомневался. Настоящая боевая подруга! Вместе мы несокрушимы... А сейчас мне предстоит трудный разговор с Дедом. Помолись за нас и жди меня здесь.

По-свойски подхватив старого Богодухова под руку, увлек его на завалинку, как называли в семье скамейку над оврагом.

— Наконец-то, — бурчал Дед, пока они топали к задней калитке. — Я извелся. Ночь не спал, думал, думал, да ничего не придумал. Ты мне скажи: тот пьянчуга пургу нес или правду сболтнул? Говорил ведь, что и ему куш обломится. Может, просто сказочник? Меж них такие бывают.

Донцов усадил Деда на скамейку, глядя в глаза, встал перед ним, как когда-то стоял над ним и глядел на него Синягин, и четко, отделяя слово от слова, сказал:

— Он говорил правду.

Дед вздрогнул, словно получил током, нахмурился донельзя. Но взял себя в руки, озабоченно, хотя со смятением, спросил:

— И что делать?

— Дед, ты знаешь, что с братом Сергеем случилось?

— Ну.

— Но не знаешь, кто загнал его насмерть.

— Кто?

— Подлевский.

— П-подлевский? — Он даже стал заикаться. — Подлая фамилия. Та пьянь ее и назвал. Неужто с поджогом тот самый?

— Тот давно помер. Сын его.

— Сын?

Они долго сидели молча. Виктор понимал, что старик мучительно переваривает страшную весть, пытается увязать далекое прошлое с настоящим. Беззвучно шевелил губами, но по ним без труда можно было прочесть: «Подлевский, Подлевский...» Наконец хрипло повторил: