Анатолий Салуцкий - Немой набат. Книга вторая

— Знаю, знаю, — засмеялась Вера, нянчившая на руках Ярика.

— Тьфу ты! Всех взбаламутил, а сам в кусты, — проворчал Дед.

— Зато какой стол! Я в магазине поусердствовал, скатерть-самобранка! Мне уж не терпится, оголодал с утра.

Как и прежде, виночерпием назначили Цветкова. Нарочно отодвинув подальше от себя коньяк, он налил всем по стопарю белой, но тост произносить не стал. Обратился к Донцову:

— Власыч, ты обещал бутылку лучшего коньяка, если гравий не привезут. А его привезли. Выходит, ты все знаешь. Скажи по совести, когда Поворотиху дербанить начнут?

Виктор поднялся с рюмкой в руке. Картинно выпрямился, будто по-староофицерски изготовился пить от плеча:

— Дамы и господа! Мастера застольного жанра! В этот торжественный день я собрал вас для того, чтобы... — Сделал длинную паузу, со смехом закончил: — Отметить первое лето нашего знакомства. Григорий, давай сразу обговорим: трубу сегодня не обсуждаем. Друзья, за вас!

Чокнувшись и пропустив по рюмке, все увлеклись затейливой московской закуской, а Донцов свою, непригубленную незаметно приземлил на стол.

— Да-а, труба, труба... — вытерев салфеткой белые усы и бороду, задумчиво произнес Гостев. — Как бы нам всем в трубу не вылететь.

— Вы о чем, Иван Михайлович? — встрепенулся Дед.

— Да все о том же, об юдоли нашей бренной. — Он словно продолжал разговор, который они вели за этим столом полтора месяца назад. — Историческая пауза затягивается.

— А как вы именуете эту паузу? — сразу вцепился Донцов.

— При чем тут я? — вопросом на вопрос ответил Гостев. — Включите Интернет, там из каждого сайта прет одно и то же: «позднепутинский застой». Правда, лично я с формулировкой не согласен, ее из брежневских времен тащат, а сегодня в стране иная диспозиция. Что Путин обещал перед выборами? О чем клялся? Сулил прорыв — так я говорю?

— Какой прорыв, Иван Михалыч! — тяжело вздохнул Цветков. — Так живем, что, кроме хлеба насущного, все прихоть. Крохами насыщаемся. — Криворото усмехнулся. — Хде оно, поколение прорыва? Кудрин, что ль, с Грефом? Иль Чубайс? А-а, Медведев! За двадцать лет ни одного нового человека наверху не явилось. Брежнева пора праздновать.

— Прорыва не получается, вот и закричали: застой! А живем-то мы, куда ни глянь, в гибридную эпоху. Война гибридная, цифра с буквой гибридятся, в этом смысле кругом транзитный мир. Вот и у Путина вытанцовывается гибрид прорыва с застоем. Кто отгадает, как зовется гибрид прорыва и застоя?

Все молчали, шевеля извилинами. И Гостев торжествующе закончил:

— Гибрид прорыва и застоя — это простой! — И громко, покрывая восторженные «ахи», пояснил: — Здесь, уважаемые, не словесной эквилибристикой пахнет, не остроумием эстрадным. Через понятие «простой» сама суть времени вылазит. Простаивает Расеюшка наша на историческом перегоне из прошлого в будущее, простаивает на позднепутинском полустанке. У Даля Владимира Ивановича о существительном «простой» как сказано? Ожидание работы, потеря времени! Вот и мы ждем, когда в Кремле зеленый свет включат, чтоб вперед двинуть, историческое время теряем. Вместо дружной работы — стадия всеобщей конфликтности. О фазе надлома разговоры пошли. Сейчас уже не экономическое — политическое ускорение требуется.

— Иван Михайлович с одной рюмки всю философию теперешней жизни нам разъяснил, — с нескрываемым одобрением пошутила Галина Дмитриевна. — Вера в доброго царя кончилась. — И, сотворив крест, добавила: — Что же дальше будет? Что Господь нам шлет? От этих мыслей на сердце ненастье.

— Время великое, а телик смотришь — новости про Россию мелкие. Каждый день одно и то же, словно и впрямь на месте стоим. Упадочное время, упаднические настроения, — подал голос Дед.

— Все потому, что настало царство брюха, а не духа, кругом обезбоживание, — не унималась Крестовская. — Да, «простой», пожалуй, точнее «застоя». Время переходное, а мы на месте топчемся, параэкономика калечная. Оттого и духовное оскудение.

— А может быть, наоборот? — снова задумчиво, как бы сам себя, спросил Гостев.

Цветков, наливая по второй, проворчал:

— Простой — это когда мы имеем то, что имеем, а другие всех нас имеют. Барыги кругом, урывай-алтыны — взяточники. Вурдалаки из девяностых никуда не делись, по-прежнему в чести. Зло-то от злата!

— Гришка в своем репертуаре, — комментировал Дед.

Но Цветков как раз дошел до полной рюмки Донцова и с удивлением воскликнул:

— Власыч, ты чего? Занедужил, что ли?

Все принялись громко корить Власыча за отсутствие компанейского духа, но на помощь пришел Дед, раскрывший причину неприличного поведения закопёрщика застолья. А сам Донцов, жестом пригасив шум, сказал:

— Спикизи.

— Чего-чего? — дернулся Цветков. Да и остальные с недоумением уставились на Власыча. — Япона брань, что ли?

— Для пополнения ваших познаний напомню, что в годы сухого закона в американских барах, где тайком все же наливали, существовало правило «спик изи» — в переводе на русский это означает «говорите негромко».

— Ну, теперь это «спикизи» у нас пойдет как базарное слово, — заметила Крестовская.

— Не-е, не приживется, у нас похожей ругани хватает, — сквозь зубы возразил Григорий.

Власыч вбросил дурацкое «спикизи» просто так, чтобы не сидеть за столом пешкой. В его ушах все еще звучал поразительно точный диагноз, поставленный старым сельским учителем. Простой! Да, не застой, а именно нелепый, необъяснимый простой. Страна — на новых рельсах, машинист до упора крутит рукоять скорости, включает форсаж и не понимает, почему состав еле-еле ползет, застревая на каждом разъезде. Хитро собранная из БУ-деталей панель управления не фиксирует реалии: в одном из вагонов кто-то раз за разом срывает стоп-кран, блокируя колеса. Как сильно в прошлый раз сказал за этим столом Гостев: «Топор под компасом». А время уходит, уходит... Когда же машинист обновит панель управления?

Между тем Галина Дмитриевна завела другой очень волновавший ее разговор:

— На прошлой неделе в Москву ездила, на юбилей старой подруги.

— В каком ресторане гуляли? — с подвохом перебил Цветков.

— Чего пылишь? — урезонил Дед.

Ответила и Крестовская:

— Ох, Григорий, что-то вы сегодня распавлинились. В каком ресторане! Откуда у рыжего мужика да вороной конь? Средний медперсонал и слово такое позабыл — «ресторан». В квартире собрались, девишник да с молитвенным подвигом. Кто на пенсии, как я, но были и помоложе, которые еще работают. Они такие страсти нарассказали, что жуть берет. Когда оклады снизили и ввели систему надбавок, пошла истая вакханалия. Все на полторы ставки вкалывают, а врачи от нагрузок ломятся и увольняются.

— Эка невидаль! — снова перебил Цветков. — По телику сказали, что в Нижнем Тагиле сразу все хирурги уволились. А прочь них, врачи найдутся ли? Холерное время!