Анатолий Салуцкий - Немой набат. Книга вторая

Суховея начала бить дрожь. Не так, как Ангелу Меркель, — внутренняя. Но зубы все же клацнули. «Глашка! Провидица!» Спросил, не проявляя особого интереса:

— А когда, где, кого? Хоть слегка этот Агапыч намекнул?

— Потому и рвусь в Поворотиху, чтобы подробности прощупать. Температура момента растет. Твой Подлевский и впрямь великий прохиндей. Мафиозо.

Дома была истерика. Глаша, бросившись на тахту, рыдала в три ручья, проклиная супостата Подлевского.

— Да ничем твой Соснин помочь не сможет! И узнать-то толком ничего не узнает. — Схватилась за живот. — Валька, у меня выкидыш будет, с ума схожу... Тут профессионалы нужны. Сегодня же, сегодня, говорю, мчись с нашей тигрицей к Звонарёву домой. Запрашивай срочную встречу с генералом.

На сей раз конспиративная квартира не была готова к приему гостей — стол не накрыт. Константин Васильевич сел в кресло нога на ногу, сказал:

— Что-то, Валентин, мы с тобой зачастили. Докладывай.

Суховей, извинившись за то, что обращается не по существу задания, кратко изложил ситуацию вокруг Веры Богодуховой в связи с возможными намерениями Подлевского. Закончил совсем не по уставу:

— Товарищ генерал, риск слишком велик. Если что случится с ребенком, я себе этого не прощу. Знал, но не принял мер! От одной мысли об этом мозги сводит. Нет, не вправе я допустить злодейства.

Последняя фраза была словно прошением на действия, которые выпадали из логики поведения нелегала, ибо в голове Суховея неотвязно, до болезненности крутилась мысль, чтобы напрямую предупредить Донцова о страшной угрозе.

Выслушав неуставной спич, генерал встал и несколько минут шагал по комнате, заложив руки за спину. Остановился перед Суховеем, ладонями нажал ему на плечи, не позволяя подняться с кресла.

— Сиди! — Еще раз прошел до окна и обратно. — Спасибо, Валентин. Когда в деле, мы о посторонних факторах обычно не думаем. Ты подумал... А знаешь, о чем я сейчас думаю? — Сделал упор на «я». — Я думаю о том, что пока в нашей Службе есть такие люди, как ты, мы любые горы свернем. Спасибо!.. Времени у меня в обрез, могу сказать лишь одно: вопрос мы обмозгуем и решим его без твоего участия.

— Он все понял, Валя! — ликовала дома Глаша.

— Что же тут не понять? Я все объяснил четко.

— Да нет же! Он понял, что ты готов действовать сам. «Без твоего участия» — это дорогого стоит. Сегодня вторник... Значит, так: в субботу едешь в Поворотиху, надо своими глазами глянуть, что там происходит. Предупреди Соснина, чтобы телефонировал о Подлевском. Если он в субботу объявится, желательно предотвратить вашу случайную встречу. Да, и пусть о его водителе не забудет, этот Иван мог тебя раньше видеть. Риск есть, но если что, как-нибудь выкрутишься. А навестить Поворотиху надо.

На удачу в тот день ни Подлевский, ни его шофер в Поворотиху не приехали. Руки у Суховея были развязаны, он первым делом заглянул в «Засеку» и чуть не остолбенел. За дальним столиком лицом к входной двери, словно ожидая его, стоял Серега Кушак, в зеленоватой ковбойке, в афганской таблетке — он всегда носил береты. Рядом какая-то девица с короткой стрижкой «под мальчика» и низкорослый чернявый мужичонка, который по сравнению с высоким Серегой казался совсем приземистым. Кушак, увидев Суховея, бровью не повел, продолжая неразборчивую пивную болтовню, и Валентин прямиком направился к барной стойке.

— Здравствуй, красавица. Скоро осень, а ты расцветаешь. Не узнаешь?

— Лицо знакомое, да разве всех вас упомнишь? Этот год чтой-то особо много новеньких у нас объявилось.

Суховей, объяснив, что за рулем, проездом и торопится, заказал эспрессо из автомата, взял пачку вафель. А когда повернулся, чтобы приискать места, увидел, что Серега за столом уже один и призывно машет — не рукой, а только пальцами. Подумал удовлетворенно: «Константин Васильевич дал самый лучший вариант. Прислал человека, с которым мы раньше работали в паре, чтоб все стало ясно с первого взгляда, — в буквальном смысле с первого взгляда».

— Для прикрытия я не один, она этого жмурика на улицу увела, — объяснил Кушак. — Жмурика зовут Агапыч, как-то связан с Подлевским, что-то знает, но нет подходов для раскрутки.

Они слишком хорошо понимали друг друга и, не теряя ни секунды, перешли на профессиональный язык.

Суховей тихо сказал:

— Короленко, двадцать четыре. Через адрес намекни, что тоже в деле. Сообщая об опасности, упомяни фамилию Подлевского. Обязательно!

Он залпом опрокинул чашку кофе и пошел к выходу, приветливо помахав рукой барменше Валентине.

В Поворотихе ему делать уже было нечего.

22

Донцов прилетел из Ростова в четверг, надумал трехдневный выходной, а потому сразу помчался в Поворотиху, предварительно заскочив в «Азбуку вкуса» и основательно затарившись. Ростовский завод на ура сдал Синягину партию станков, и Виктор наметил отпраздновать это событие. Правда, уже на трассе сообразил, что гостям новость о станках для Синягина вовсе не в радость, и нашел другой повод: близкое окончание дачного сезона.

Вера была счастлива внезапному явлению мужа, а Дед обрадовался, как ребенок:

— Слава богу, прибыл! Уж как я тебя ждал! Вечерком посидим на лавочке над оврагом, потолкуем.

— Нет, Дед, сегодня толковать не будем. Устал с дороги. Сам посуди: сперва из Батайска до Платовского аэропорта, потом самолет, а затем трасса полтораста кэмэ... Хочу с Яриком повозиться и пораньше спать пойду. Ты вот что: приятелей наших обзвони, пригласи на завтра ужинать, отметим конец дачного сезона. Я праздничной снеди с запасом привез. А после и перетолкуем.

Дед недовольно буркнул:

— Кого звать-то?

— Сам решай, твой выбор.

В пятницу Донцов купался в счастье. Погода выдалась ласковая, они взяли с собой толстое шерстяное одеяло, бутыль кипяченой воды, подгузники, еще какие-то детские причиндалы — по усмотрению Веры, конечно, — термос с кофе, бутерброды и без коляски отправились на лесную опушку. Расстелив одеяло в тени выбежавшей из чащи ветвистой березы, отчаянно радовались жизни и строили планы на ближайший год. Они впервые были наедине друг с другом: папа, мама и Ярик. Семья!

Вернулись домой только к четырем часам, когда Антонина уже накрывала стол в горнице.

— Значит, кого ждем, Дед?

— Загибай пальцы. Ясное дело, Гришка. Еще Гостева Ивана Михайловича, он часто про тебя интересуется. Ну и Крестовскую Галину Дмитриевну позвал, давно не общались.

— Отлично! В такой компании как рюмочку не пропустить! Но мне сегодня сухой закон заповедан.

— Чего это?

— Дед, только по секрету. Позавчера, накануне отлета, мы в Ростове о-очень хорошо отметили сдачу станков Синягину. Я об этом умолчу, чтоб Григория не расстраивать. Но у меня железное — нет, стальное! — правило: после крепкой выпивки три дня в рот спиртного не беру. Вера знает.