Анатолий Салуцкий - Немой набат. Книга вторая

— И что? — ошалело спросил Костомаров.

— Моя задача — площадку отсыпать. Сегодня пригнал двенадцать КамАЗов. Завтра-послезавтра на платформе доставим бульдозер, потом снова придут машины с гравием. Мы свое дело знаем.

— Трубу газовую класть будете? — сумрачно ужаснулся Костомаров.

— Я ничего класть не буду. Нам велено техдвор подготовить. А что дальше, сами разбирайтесь. Мне что нужно? Я вам доложился, документы предъявил, и теперь — чтоб обчественность не мешала. — Усатый выразительно посмотрел на Цветкова, передразнив его «обчественность». — Ко мне вопросы есть?

Костомаров испуганно глядел на прораба, не зная, что сказать. Но Григорий не сдавался.

— Погоди! Сперва сверить надо твои документы, — тоже передразнил, нажав на «У». — Это у нас заобычай. Тут много разного люда шатается. Знать надо, отколь кто. Дмитрич, ты глава администрации, звони в район, в область.

Усатый повернулся к Цветкову, сказал в своей спокойной манере:

— Звонить вы вправе куда угодно и кому угодно. Но я делаю дело государственное, и мне мешать вы не вправе. Это, уважаемый, чревато. Прибыли машины с гравием, а мы с колеса работаем. Геодезисты с приборами, они разметят площадку. Я официальную часть выполнил, верительные грамоты предъявил. — Снова глянул на Цветкова, на сей раз строже. — Давайте относиться друг к другу с уважением. Не знаю, как к вам обращаться, но, если вы покажете на местности обозначенный на карте квадрат, буду премного благодарен.

Григорий, словно загипнотизированный, молча сел в машину прораба и приготовился к гражданской казни.

О том, что в Поворотиху начали завозить гравий, Суховею сообщил Подлевский. Он затребовал срочную встречу и возбужденно, словно все видел своими глазами, пересказал драматическую эпопею вторжения супостатов в мирное село, услышанную от Ивана, которому ее поведал Агапыч, узнавший о ней из десятых рук, когда она уже успела обрести черты народного эпоса.

— Народ кипит! — подвел итог Подлевский и, понизив голос, добавил: — Ползут слухи, будто кое-кто из местных огнестрелы откапывает. Только дайте команду, Валентин Николаевич, я вмиг там заварушку устрою. Достаточно спичкой чиркнуть, и заполыхает. В переносном и в прямом смыслах. Все наготове... Да, есть еще одна важная инфа. В Поворотихе объявился какой-то жур, землю носом роет, знакомства широкие завел. Чего доискивается, неясно. Но хочу его прощупать, удочку закинул. Думаю, он от Боба, от вас, но надобно проверить.

Из всего, о чем горячо говорил Подлевский, Суховея заинтересовало именно упоминание о журналисте. Зная общие планы относительно газопровода, он догадывался, что колонны грузовиков с гравием — не более чем постановка, и не тратил серое вещество на распознавание ее смыслов. А вот Соснин... Изучив Подлевского, нетрудно предположить, что он найдет выход на заезжего журналиста, а поскольку оба нацелены на бунт в Поворотихе, они сойдутся и, не ровен час, выяснят, что работают на одного и того же заокеанского дядю. Чутьем разведчика Суховей сразу почувствовал, что ситуация грозит стать неконтролируемой, а на шкале рисков такие проколы обозначены красным цветом.

«Как же я упустил этот вопрос, когда отправлял Соснина в Поворотиху? — корил себя Валентин, вполуха слушая Подлевского, который, нагнетая страсти, пошел на второй круг и в более ярких красках живописал накал народных страстей. — Но сначала надо слегка остудить этого авантюриста».

— Аркадий Михайлович, я вас понял. Этот гравийный десант поднял настроение людей до точки кипения. Но вопрос, когда начинать бузу, слишком серьезный. Боб сделал свое дело и намертво отстранился от него, отошел в сторону, чтобы не вылезли уши зарубежного вмешательства. Ни я, ни вы не вправе беспокоить его по этой теме. Кнопку «Пуск» нажимает куратор, которого Винтроп наделил полномочиями. Я обязан доложить ему ваши соображения. Кроме того, все еще тянется волынка с документами, без которых радикал-идиот Синягин не может рыть траншею через село, хотя его люди суют мне под нос готовый проект. Аркадий Михайлович, прошу вас немедленно информировать меня о всех поворотах ситуации.

— Валентин Николаевич, все, что от меня зависит! Скорей бы!

Он мог говорить на эту тему битый час, и, скомкав встречу под предлогом особой занятости, Суховей заторопился домой.

Хотя на улице было тепло, Глаша для вечернего променада надела темно-зеленый стеганый татарский архалук. Она береглась с утроенной заботой о здоровье Темочки или Светочки. В зависимости от того, родится мальчик или девочка, имя будущего первенца они уже согласовали.

— Если Соснин и Подлевский за кружкой пива, бокалом вина или рюмкой водки обнаружат, что оба работают на Винтропа, это грозит непредсказуемыми последствиями, — с тревогой объяснял Валентин. — Я ведь сказал Подлевскому, что с Сосниным незнаком. Но эти перцы начнут меряться своей близостью к Бобу, а мы с тобой Соснина знаем: ради престижа ляпнет, что именно он свел с Винтропом вильнюсского недотепу Суховея. А Подлевский не дурак, в его глазах я опытный чиновник, но, оказывается, всего два года назад промышлял подачками от какого-то блогера. Вдобавок скрыл, что хорошо знает Соснина. Сразу две нестыковки! Провалом здесь запахло, Глашка, вот что. Надо срочно запретить Соснину общаться с Подлевским. Сегодня же позвоню и на завтра вызову его в Москву.

Глаша слушала молча. Ни одним вопросом не прервала бурный монолог Валентина, но и ни разу не кивнула головой в знак согласия. Суховей не выдержал:

— Чего отмалчиваешься?

— Да оттого, что в одном ты прав, в другом промахнулся, а в третьем и вовсе в молоко палишь.

— Ну чего от тебя еще ждать!

Но Глаша не реагировала на реплику. Как всегда, она не цеплялась за частности, а охватывала происходящее в полном объеме, и это требовало времени. Взяла Валентина под руку, и целый круг по садовым дорожкам они прошли, не сказав ни слова. Потом принялась излагать свои размышления в излюбленной манере — по пунктам:

— Первое. Ты абсолютно прав, что может возникнуть неконтролируемая ситуация, а это беда... Второе: как ты запретишь Соснину общаться с Подлевским? Ты ему кто? Начальник? Да он захочет сам выслужиться перед Винтропом — прямой выход есть! Твой запрет только распалит его, а мы и знать не будем, что они с Подлевским задумают. Вот она, пальба в молоко, заведомо мимо. А промахнулся ты в том... Неужто не ясно, что связь Соснина и Подлевского нам очень выгодна?

— Слушай, твои ребусы мне мозги вывихнут. Я про опасения, что Соснин может раскрыть мою вильнюсскую поднаготную, а ты — их связь нам выгодна.

Глаша крепче обняла его за руку:

— Валюша, дорогой, в нашем деле самое главное — верно поставить вопрос. Ты озадачен тем, что эти перцы могут тебя раскрыть, и надо, чтобы они не общались. Да ради бога, пусть хоть каждый день пиво трескают! Вопрос-то в ином: Соснин не должен знать Суховея, фамилии такой не слышал.