Андрей Шляхов - Доктор Данилов в ковидной больнице

Так что действовать нужно следующим образом – обещайте положить деньги туда, куда вам скажут, и немедленно обращайтесь в полицию. За родственников своих любимых не переживайте, ничего с ними не случится, потому что к реанимационным отделениям эти мерзавцы никакого отношения не имеют. Имеют они доступ к информации о госпитализации пациентов, не более того. Искренне надеюсь на то, что в ближайшем будущем все они будут изолированы должным образом на предусмотренные Уголовным кодексом сроки.

А теперь, дорогие мои кукусики, я хотел бы рассказать вам о нюансах внутрибольничной статистики. В наше непростое время много и со вкусом рассуждают о том, как искусственно снижается заболеваемость ковидной инфекцией, о том, что большинство случаев заражения не учитывается, а в стационарах вместо коронавирусной пневмонии выставляют какую-нибудь «атипичную».

За всех не поручусь – может, в какой-то из сопредельных стран именно так и происходит. И за тех, кто статистические данные публикует, тоже не поручусь. Возможно, что у них имеются какие-то свои резоны. Но вот про больницы скажу вам прямо, со всей присущей мне откровенностью. За каждого пациента с ковидной инфекцией больнице из Фонда обязательного медицинского страхования выделяется от 100 000 до 200 000 рублей, в зависимости от тяжести состояния пациента и ряд иных особенностей. В особо сложных случаях, например – когда требуется экстракорпоральная мембранная оксигенация, выплаты могут возрастать до полумиллиона. Экстракорпоральная мембранная оксигенация – это когда кровь выводят из организма, очищают от углекислого газа, насыщают кислородом и возвращают обратно. Осуществляется эта процедура при помощи аппарата, называемого мембранным оксигенатором, и я вам всем желаю, кукусики мои драгоценные, чтобы вам этот девайс никогда в жизни бы не понадобился.

Но вернемся к нашим баранам расчетам. Вы прекрасно понимаете, что главной и основной целью любого менеджера является повышение прибыльности бизнеса. Главные врачи не составляют исключения из этого правила – с них за прибыльность спрашивают и ой как спрашивают. Чем больше денег творя больница получила из Фонда обязательного медицинского страхования, тем крепче твои позиции и тем светлее твое будущее. Поэтому любой главный врач, если, конечно, он не полный идиот, но такие обычно главными врачами не становятся, а «сгорают» по пути, будет стараться сделать каждого пациента как можно более «дорогостоящим». Поскольку на сегодняшний день лечение коронавирусной пневмонии оплачивается гораздо дороже, чем лечение пневмонии иного происхождения, в больнице скорее несуществующий коронавирус у пациента обнаружат, чем станут замалчивать существующий. Вы, надеюсь, со мной согласны?

На каждом совещании наш уважаемый Минотавр требует от подчиненных «ответственного отношения к выявлению коронавирусной инфекции» и «тщательного долечивания». Иначе говоря, как выражается одна из наших врачей: «не будь вороной, лепи кругом «корону» и держи на койке, пока не посинеет». В смысле – долго держи, чтобы койки не простаивали пустыми. За пустую койку ведь ничего не заплатят. А дороже всего, кукусики мои дорогие, стоят реанимационные койки. Если в реанимационном отделении все койки заняты, то на отделение буквально изливается золотой дождь. Поэтому от заведующих реанимационными отделениями Минотавр требует стопроцентной загруженности коек, которую нужно сочетать с готовностью к приему всех прибывающих пациентов, которых не только скорая помощь приводит, но и из отделений переводят при ухудшении состояния. Как они, бедные, ухитряются исполнять два взаимоисключающих распоряжения, я не знаю, но как-то ухитряются, за что им респект огромный и уважуха безграничная. Один только Железный Дровосек пропускает мимо ушей все распоряжения и поступает так, как считает нужным. Минотавр его особо не трогает, боится об железо клыки свои обломать. А вот Мамочке и Карапузу приходится нелегко. Если кто-то из вас, кукусики, умеет достоверно предсказывать ближайшее будущее, то можете предложить им свою помощь. Требуется немногое – предсказывать утром точное количество поступлений в ближайшие сутки, чтобы Мамочка и Карапуз понимали, сколько человек им нужно перевести в отделение. Так и койки будут заняты, и нервы целы.

С вами был я, ваш светоч.

До новых встреч!».

Бывали дни невеселые, когда Данилов ненавидел себя, медицину, себя в медицине и медицину в себе. В такие дни хотелось играть на скрипке и думать о том, что напрасно, наверное, в свое время не пошел по музыкальной стезе. Но скрипка осталась дома, да и где бы он смог сейчас музицировать? В кабинете невозможно и несообразно, а в гостинице и без его музыки слуховых раздражителей хватает – кто спит, а кто любится. И вообще – нефиг расслабляться и думать о том, как могла бы сложиться жизнь, если бы все сложилось иначе. Фарш невозможно провернуть назад и мясо из котлет не восстановишь. Ешьте скорее свои котлеты, Владимир Александрович, и ступайте работать!

Елена угадывала настроение мужа даже на расстоянии, по изображению на экране, несмотря на то, что Данилов перед началом каждой онлайновой встречи старался придавать лицу бодро-жизнерадостное выражение. Но, видимо, плохо старался, потому что сразу после обмена приветственными фразами, Елена участливо спрашивала:

– Опять?

– Опять, – сухо отвечал Данилов и спешил сменить тему, благо поговорить всегда было о чем.

К домашним новостям добавлялись новости от сына Никиты, который формально приходился Данилову пасынком, и рабочие скоропомощные новости Елены. Скоропомощной жизнью Данилов интересовался постоянно – первая любовь никогда не ржавеет. Правда мысли все равно продолжали вертеться вокруг этого проклятого «опять». Данилов снова и снова прокручивал в уме каждое свое действие и пытался понять, допустил ли он какую-то ошибку…

С ковидными пациентами работать было гораздо труднее, чем с какими-то иными. Труднее как физически, так и морально. «Сюрпризы» сыпались на каждом шагу, болезнь пока еще оставалась во многом непонятной, и сами пациенты производили угнетающее впечатление. Именно что угнетающее и это с учетом того, что Данилов многое повидал и одно время считал, что его ничем удивить невозможно. Поначалу, в первые дни работы в Зоне, он не понимал, что его так угнетает, списывал все на непривычные условия работы. Потом дошло, что дело не в условиях работы, а в особенностях короновирусной пневмонии. Вроде бы уже и порадовался за пациента – вытянули все-таки! – а пациент возьми и умри. От этого возникали ощущения обреченности и бессилия. Данилов привык к другому – если уж он твердо говорил Смерти «не сегодня!», то Смерть отступала, понимая, что здесь и сейчас ей ничего не светит. В Зоне Смерть вела себя иначе – отступала на шаг и вдруг с размаху ударяла косой, да так ударяла, что ничего с этим нельзя было поделать. Неэффективность реанимационного пособия была другой угнетающей особенностью коронавирусных пневмоний. Нормальных врачей эта неэффективность побуждала относиться к пациентам с утроенным вниманием (хотя, казалось, больше внимания уделять уже невозможно), а дураков расхолаживала. Впрочем, дураки всегда работают спустя рукава и ищут любой повод для того, чтобы оправдать свою нерадивость.