Екатерина Шпиллер - Маленький памятник Эпохе прозы

- Ну, ты ж понимаешь!

Я понимала. Но превратилась в упрямый и тупой танк, потому что не желала смириться с надвигающейся катастрофой.

И я позвонила Олегу на "2FM". Не знаю, не понимаю, почему этого не сделала Алла Андреевна! Подозреваю, что Вера ей запретила ещё на стадии самой идеи. Но зачем мама послушалась? Ладно, неважно, я делаю, что считаю нужным.

- Привет, дружище! - услышала я бодрый голос бывшего начальника. - Проявилась, наконец, пропащая. Смотри, чё делается-то! Стремительно идём ко дну! Ты-то как?

- Олег. Ты знаешь, что Вера Леонова больна?

- Да, вроде... Насколько помню, сначала она долго сидела на больничном, теперь, вроде, лечится в клинике. Как она, ты в курсе?

- Я-то в курсе, - чего мне стоило сдержаться, кто бы знал! - Она вообще-то умирает. И, знаешь, почему? Потому что денег нет... - вкратце я обрисовала ситуацию.

- Кошмар, - глухо заметил Олег. - Катастрофа, да?

- Ага, - согласилась я. - Но ведь можно кое-что сделать, правда?

- Что ты имеешь в виду?

- Не включай идиота, - держать себя в руках уже было почти невмоготу.

- Не хами, - коротко бросил Олег. - Ты намекаешь, что радиостанция могла бы оплатить лечение? Так вот: не могла бы. Не по силам сейчас, пойми! Тем более сейчас!! Мы сами в жопе.

- Работаете же, сидя в жопе! - крикнула я. - Существуете! Не голодаете, небось. Ты даже не спрашиваешь, сколько! Неужели трудно...

- Легко только чужие деньги считать и тратить по своему разумению, - резко прервал меня Олег. - Это все умеют. Ведь ты лучше знаешь, как нам сейчас тратить, правда? Конечно, надо всё отдать на спасение Веры - по твоему мнению. Мне очень, очень жалко Веру, но ты должна понять, что невозможно просто так взять и вытащить из треснувшего по всем швам бюджета сумму для лечения одного рядового сотрудника.

За слово "рядового", за подчёркивание Вериного незаметного статуса в работе радиостанции, очень хотелось дать Олегу в морду. Скотина! Видимо, скрип моих зубов был услышан.

- Бесишься? Напрасно. Я подумаю, что можно сделать. Правда, подумаю. Позвони мне дня через три.

- Каждый день на счету!

- Ох ты ж... позвони послезавтра.

А на работе я получила скандал и последнее предупреждение.

- Может, вам лучше отпуск взять или больничный? - мадам Костюм-стрижка-бриллианты говорила со мной неприязненным тоном, ведь на сей раз я накосячила основательно, и снова предстала пред очи руководства. Удивительное чувство: мне было всё равно.

- Если вам теперь всё равно, - будто услышав мои мысли, сказала мадам Костюм, - то примите во внимание, что в ближайшее время зарплаты не изменятся, эта ситуация надолго. Вы, как я теперь догадываюсь, трудились с отдачей только за те деньги, которых больше нет. Ну, и, кроме того, грядут серьёзные сокращения. Никогда раньше не подумала бы, что речь может пойти о вас.

О чём она? Она решила, что мне просто западло работать из-за потери в жалованье? Это так смешно, что я не сдержалась и хихикнула.

- Смеётесь? - залакированная стрижка раздражалась всё сильнее.

- Нет, - сказала я, - но вы совершенно не так поняли. Я вас понимаю, со стороны всё выглядит погано.

- О чём вы говорите? Что поняли-не поняли и что выглядит?

- Не обращайте внимания. Я постигла - это было последнее предупреждение. Могу идти?

- Ступайте, - тон железный и холодный, ничего хорошего не предвещающий.

Каково было моё удивление, когда, выйдя из "высокого" кабинета, я снова увидела ожидавшую меня Нину Сергеевну.

- Белла, всё настолько плохо?

- Последнее предупреждение, - кивнула я.

- Нет. Я про вашу подругу.

А вот тётя Мотя почему-то всё понимает. Мне захотелось уткнуться в неё и поплакать, но я, конечно, сдержалась и коротко обрисовала сложившуюся ситуацию.

- Боже мой, какой ужас! - разохалась Нина Сергеевна.

Ах, как мы умеем ужасаться, охать, воздевать очи, цокать языком, качать горестно головой... Что мы ещё умеем выражать и изображать? Ой, много! Кроме одного: реально помогать тем, кто в беде. Чёрт, неправа я, неправа! Во-первых, никто не обязан спасать чужих людей - у каждого свои есть, родные. Во-вторых, если денег нет, то это объективная реальность, как можно пытаться стрясти с каждого встречного круглую сумму на чужого ему человека? Это и глупо, и даже непорядочно.

Вера слабела с каждым днём, ей становилось хуже. Об этом я регулярно узнавала по телефону от Аллы Андреевны, не успевая в эти дни заехать к ним. Да и прийти мне хотелось не с пустыми руками, а со спасением. Или хотя бы с частью спасения. Но становилось всё очевиднее, что и треть "спасения" я вряд ли наскребу.

Через день позвонила Олегу.

- Подъезжай, - коротко бросил он, и у меня тут же выросли крылья надежды! Наверное, ему удалось выбить из руководителей-учредителей хотя бы половину... а вдруг всё? Наверное, люди прониклись и, конечно, теперь всё будет хорошо!

На радио я ехала со своей работы по последефолтной вечерней Москве, которая постепенно приходила в себя, продолжала сверкать огнями и звучать автомобильными сигналами, музыкой из палаток и людским гомоном. Столица не собиралась сдаваться бедности, по крайней мере, внешне оставаясь всё такой же яркой, как все последние годы, будто девчонка-провинциалка, неумело накрашенная, надевшая на себя всё блестящее сразу, понятия не имеющая ни о вкусе, ни о мере, но задорная, сильная и нахальная. Чем и брала, чем и восхищала. И ужасала одновременно. Её обманули, ограбили, оставили с носом, но она вам ещё покажет! Ещё станцует чечётку на ваших похоронах. Чьих похоронах? А неважно! На любых, да хоть на своих собственных.

Ничего, прорвёмся! - думалось мне с надеждой на встречу с Олегом, и вид не сдающегося моего города тоже прибавлял сил. Мы ещё повоюем!

На радиостанции мне обрадовались те, кто меня знал, но я заметила много новых людей, разглядывавших меня с кислым интересом: ничего любопытного, одна из бывших зашла навестить прежнюю работу.

Знакомые же наперебой спрашивали, как я, где тружусь, что и как на работе в связи с дефолтом... говорили, как хорошо я выгляжу, что изменилась в лучшую сторону.

Миши среди них не было. Он крайне редко выбирался из студии в редакцию.

- Ребят, Вера Леонова - вот, что сейчас главное, - не очень вежливо прервала я дружелюбный поток. И случилось чудо - через три секунды вся толпа рассосалась. Люди исчезали, отходили, отползали, бормоча себе под нос "да-да, такая беда, ой-ой". Не хочется об этом говорить и думать, никому не хочется, понятное дело. К тому же, будем откровенны, Вера Леонова не звезда эфира, никто по ней плач не устраивает - ни коллеги, ни слушатели.

Ну, и чёрт с вами! Я пошла к Олегу.

- Садись, - он показал на стул напротив себя: сам демократично сидел не за начальственным столом с компьютером, а на месте гипотетического посетителя. Я уселась как второй посетитель.