Пэм Дженофф - Пропавшие девушки Парижа [litres]

– Вы можете рассказать, что произошло во время войны?

– Вы знаете, что я была агентом УСО? – уточнила Мари. Грейс кивнула. – Меня завербовала одна женщина, Элеонора Тригг, потому что я хорошо говорю по-французски. – Грейс хотела перебить Мари, чтобы сообщить про Элеонору, но передумала. – После обучения меня забросили в Северную Францию. Я выполняла обязанности радистки при группе Веспера, входившей в «Сектор Ф». – У Мари была неторопливая певучая манера речи. Нетрудно было представить, как она бегло говорит по-французски. – Нашу группу возглавлял человек по имени Джулиан. Перед самым открытием второго фронта мы взорвали мост, чтобы помешать немцам подтянуть силы к месту высадки войск коалиции. Но наша ячейка была каким-то образом раскрыта. Всех арестовали – во всяком случае, меня и Джулиана. Джулиана застрелили. – При последних словах лицо Мари скомкалось, словно она заново переживала те горестные минуты. Грейс глубоко сочувствовала несчастной женщине, на долю которой выпало столько тяжких испытаний. – В Париже меня подвергли допросу и отправили в тюрьму. Там я нашла Джози, но она была уже на последнем издыхании. – Голос Мари полнился болью, которой, казалось, она никогда ни с кем не делилась.

– Джози тоже была агентом?

Мари промокнула глаза.

– И моей близкой подругой. Нас посадили на поезд и отправили в концлагерь. Джози сумела взорвать гранату, которая разнесла весь вагон. После взрыва я потеряла сознание. Очнулась спустя несколько недель – в каком-то сарае. Немцы либо не заметили меня, либо сочли, что я погибла. Один немецкий фермер нашел меня под обломками вагона и спрятал. Я оставалась там, пока не окрепла. К тому времени уже открыли второй фронт. Я нашла британские части и сказала, кто я.

– А потом?

– Потом вернулась домой. Поезд привез меня на Кингз-Кросс. Никто меня, конечно, не встречал. Я и не ждала, что мне устроят торжественную встречу. Никто ведь не знал, что я возвращаюсь. Я забрала свою дочь, Тесс, и мы вместе с ней сразу отплыли в Америку.

– И в УСО вы больше не наведывались?

– Только раз. Попросила Директора, чтобы он помог мне побыстрей выправить документы для отъезда. Больше не к кому было обратиться. Элеонору уволили. Другие тоже куда-то подевались.

Внезапно раздался громкий стук в дверь, и в квартиру вошла девочка лет восьми, не старше.

– Мама! – воскликнула она с едва уловимым английским акцентом, бросаясь в распростертые объятия матери.

Потом девочка отстранилась от Мари и вопросительно посмотрела на гостью.

– Ты, должно быть, Тесс, – обратилась к ней Грейс, невольно улыбнувшись: девочка была копией своей матери. – А я… – Она запнулась, не зная, как представиться.

– Подруга, – закончила за нее Мари.

Тесс, казалось, полностью удовлетворило такое объяснение.

– Мама, Эстер, моя подружка из пятой квартиры, пригласила меня к ним домой. Мы поиграем, а потом поужинаем вместе. Можно я пойду?

– К семи будь дома, – наказала дочери Мари. – Но сначала обними меня еще раз. – Тесс на секунду прижалась к матери и затем бросилась к двери. – Никак не могу привыкнуть к тому, что вижу ее каждый день, – призналась Мари Грейс, когда девочка убежала. Она встала и, неожиданно меняя тему разговора, быстро добавила: – У меня тоже есть фотографии. – Мари подошла к гардеробу, вытащила пожелтевший альбом и нерешительно протянула его гостье. В отличие от степенных фотопортретов, которые привезла Элеонора, эти снимки передавали атмосферу непринужденности, напоминая кадры документального фильма. На одном фото парни играли в регби, на другом – пили вино, собравшись за столом. Словно это были студенты Оксфорда или Кембриджа, а вовсе не агенты, выполняющие задание во Франции. – Ребята делали снимки крошечной фотокамерой, что нам дали в учебном центре. Я забрала пленку у Джулиана в тот последний день. И хранила ее в таких местах, где они сроду не додумались бы искать. Проявила пленку уже здесь, в Америке.

– Наверно, опасно было снимать?

– Конечно, – пожала плечами Мари. – Очень трудно объяснить, чем для нас были те месяцы, проведенные на оккупированной территории. Рисковать стоило. Об этом должна остаться память.

На тот случай, если никто из них не выживет, подумала Грейс, представляя, как им там было одиноко и страшно. Вероятно, они очень ценили те мгновения, проникнутые духом товарищества.

– Это Джулиан? – спросила Грейс.

– Да. А рядом с ним, как всегда, Уилл. Даже не подумаешь, что они двоюродные братья, – сказала Мари. Обоим парням было лет по двадцать. Один – светловолосый, веснушчатый, улыбчивый. Второй – высокий, с резко очерченными скулами и темными пронизывающими глазами. На другой фотографии Джулиан с нежностью смотрел на Мари.

– Вы ему нравились, – заметила Грейс.

– Да, – быстро подтвердила Мари, смутившись. – Он любил меня. – Судя по голосу, ее переполняло волнение. – А я – его. Наверно, вас удивляет, что наши чувства окрепли так быстро, за такое короткое время, – добавила она.

– Ничуть, – ответила Грейс.

– Он умер у меня на глазах, – сообщила Мари. – У меня на руках. Больше я ничего не могла для него сделать.

– Наверно, это было ужасно. – Грейс вспомнила, как тяжело ей было, когда она узнала про гибель Тома. Но если бы он скончался у нее на глазах, она бы этого просто не вынесла. – А его кузен, Уилл?

– Про него ничего не знаю. Он должен был вернуться за мной во Францию, но меня арестовали. Перед отъездом из Лондона я пыталась выяснить, что с ним стало. Но он исчез. – По помрачневшему лицу Мари Грейс видела, что тайна судьбы Уилла мучает ее не меньше, чем гибель Джулиана и Джози.

– Когда это было?

– В мае 1944-го.

– За считаные недели до высадки войск коалиции.

– Мы до этого дня не дотянули.

Деятельность группы Веспера, взрывавшей железнодорожные пути и вооружавшей maquisards , безусловно, помешала немцам быстрее достигнуть берегов Нормандии и других районов. Они спасли жизни сотен, если не тысяч солдат войск коалиции, которых к моменту высадки могли бы поджидать немцы. Но многие из них никогда не узнают, чем они обязаны этим агентам.

– Нас предали, – заявила Мари без обиняков. – Когда меня арестовали и привезли на авеню Фош, я увидела там одну из наших раций. Меня заставили передать донесение в Лондон. Пытаясь предупредить Лондон, что канал связи раскрыт, я отправила сообщение без своего личного проверочного кода, который бы подтвердил, что радиограмму передала именно я. Но в Лондоне проигнорировали мой сигнал, – напротив, в ответе указали, что я его не использовала, и это в конечном итоге привело к гибели Джулиана: немцы его застрелили. Создавалось впечатление, будто британцы знали, что канал раскрыт, но все равно хотели, чтобы радиообмен продолжался.