Мелани Кантор - Смерть и прочие хэппи-энды [litres]

Изабель глядит на меня, как бы спрашивая: «Она совершенно чокнутая?»

– Она шутит, – поясняю я.

После чего прохожу через ресторан в очередной раз, протискиваясь между столиками, и медленно спускаюсь по лестнице в уже хорошо знакомую дамскую комнату.

Я толкаю дверь, думая, что уборная окажется пуста, но вижу там знакомую крупную женщину. Она стоит перед умывальниками, глядя в зеркало и подкрашивая губы.

Она поворачивает голову на звук открывшейся двери – и роняет помаду. Ее рот приоткрывается, образовав красную букву «о».

– Элизабет, – произношу я, так же шокированная этой встречей. – Как ты?

– Дженнифер? – Она оглядывает меня с ног до головы. – Это и правда ты?

Я сама себя оглядываю.

– Думаю, да.

– И ты беременна? – Элизабет тянет последнее слово с нескрываемым раздражением. На мне облегающее цветочное платье. В семнадцать недель мой живот вполне уже заметен.

– Да, – подтверждаю я. – Либо это, либо я просто объелась.

– О Боже, – стонет Элизабет. – Наверное, я должна была ожидать от тебя такой ответ.

Она тут же отворачивается, берет губную помаду, проверяет ее кончик и заканчивает красить губы. Я же в это время стою там, как идиотка, наблюдая за ней и чувствуя неудобство во всех смыслах. Мне очень хочется в туалет, но я словно приросла к месту.

– Как Энди? – интересуюсь я. – Он здесь?

– Он на футболе.

Она чмокает губами, убирает помаду и сует сумку из змеиной кожи под мышку, явно собираясь выйти. И при этом намеренно нависает надо мной.

– Не хотелось бы показаться грубой, но разве ты не планировала умереть?

Я замираю.

– Я думаю, ты верно заметила, что это грубо.

– О, правда?

– Правда. Ты ведь и сама это знаешь, да? Ну а я лично думаю, что ты действительно весьма груба.

Ее губы жестко сжимаются под красным слоем помады. Малефисента без обаяния.

– Я имела в виду, разве ты не могла бы дать нам знать, что все еще жива? И с ребенком, – добавляет Элизабет.

Я смеюсь от неуклюжести ее выпада.

– Ну, если бы вы хоть чуть-чуть интересовались этим вопросом, то вам ничего не стоило бы позвонить мне, верно?

Она пытается давить на каждую из моих кнопок.

– Ну, у нас возникли некоторые сложности. Это было трудное время. Но сейчас у нас все в порядке.

– Как и у меня, – замечаю я, – все в полнейшем порядке. Мой диагноз оказался ошибкой.

– Ха! Не смеши. Никто не делает таких ошибок. – Элизабет закатывает глаза: – О, теперь я поняла. Ты никогда и не умирала, верно? Ты была беременна.

– Я не собираюсь оправдываться перед тобой, Элизабет. Ты можешь думать, что хочешь.

– Ну, мы с Энди сейчас счастливее, чем были когда-либо прежде. Так что лучше к нему не приближайся.

– А с какой стати мне к нему приближаться?

– Ну, ты же написала ему, верно? Умоляла вернуться назад. Умоляла позаботиться о тебе в час нужды.

– Это он тебе сказал? – спрашиваю я. Она поднимает брови. – А ты сама не читала письмо?

Глаза Элизабет расширяются.

– О Боже! – вскрикивает она. – Это ведь не он отец ребенка?

Положительно, она несносна.

Мне хочется влепить ей пощечину, чтобы вернуть в реальность.

– Элизабет, – медленно говорю я, – это не он отец, и я очень рада, что не он. Я развелась с Энди сто лет назад. Он весь твой. Сейчас у меня нет к нему абсолютно никакого интереса. А если ты мечтала о плохом сексе с хроническим бабником, то ты выбрала правильного мужчину. Я же пошла дальше, и последнее, что мне нужно, – это выслушивать твою жалкую, параноидальную чушь.

Элизабет таращится на меня, потеряв дар речи. Мой мочевой пузырь готов уже лопнуть, но говорить ей все это так приятно.

– Я желаю тебе самого лучшего, Элизабет, однако тебе придется взглянуть фактам в лицо. Я не жажду своего бывшего, как ты его жаждала, когда он еще был моим мужем. Но мой мочевой пузырь долго не продержится, а мне не хотелось бы на тебя мочиться, как ты всегда мочилась на меня. Поэтому прошу меня извинить. Чао!

Я протискиваюсь мимо нее в кабинку, запираю дверь, нащупываю свои трусы и стягиваю их вниз. И чувствую невероятное облегчение. Потом сижу некоторое время, обхватив голову руками и прислушиваясь к движениям снаружи. «Уходи, Элизабет, – прошу я про себя. – Уходи же!»

Но за дверью тишина, и я знаю, что она все еще там. Стоит и ждет меня. Отчаянно хочет оставить последнее слово за собой.

– Просто уходи, Элизабет, – говорю я вслух. – Я все тебе сказала. Смирись с этим.

Я не собираюсь отступать, пусть даже сидеть на унитазе не слишком-то элегантно… И тут наконец раздается щелчок закрываемой двери. Она ушла. Я успокаиваюсь, выхожу из кабинки, мою руки и гляжу на себя в зеркало. И торжествующе улыбаюсь.

Я сделала это! То, что хотела сделать годами. Я сказала Элизабет в лицо больше, чем написала в письме, которое она даже не прочитала, и получила удовольствие от ее реакции. Что может быть лучше? Я подмигиваю сама себе. Хорошо сработано!

Я возвращаюсь к столику, и все смотрят на меня так, будто я отсутствовала несколько часов.

– Где тебя носило? – осведомляется Изабель. – Тебя не было целую вечность. Я уж собиралась пойти поискать тебя. Мы начали волноваться.

– Я столкнулась с Элизабет, – сообщаю я.

Оливия прижимает руки к лицу:

– О Господи! Кажется, мы видели, как она уходила. Эта женщина громко кричала, требуя свое пальто. Ушла в большой спешке, какая-то бедная дама ее еще догоняла.

– Похоже на Элизабет, – замечаю я. – Ну и славно. Кажется, я вызвала у нее досаду.

– Что случилось? – спрашивает Оливия.

Я дую на сжатый кулак, словно после хорошего удара.

– Ну, вы бы все мной гордились. Я была храброй и смелой и сказала именно то, что думаю о ней.

– Вот ты жжешь! – восхищается Пэтти.

– Она была так груба, что вполне это заслужила. Я заставила ее умолкнуть.

Дамы мне аплодируют:

– Браво!

– Энди наверняка будет в шоке, когда узнает, что я еще жива. И плюс беременна. – Я усмехаюсь: – Знаете, у нее даже хватило наглости спросить, уж не он ли отец.

– Господи Боже! – произносит Оливия. – Эта женщина ни о чем не знала, верно?

– Ну, теперь она знает! – гордо говорю я.

Сейчас раннее утро, и мне холодно даже под несколькими одеялами. Сегодня воскресенье после моего дня рождения, и я все еще чувствую себя по-праздничному. Вчера был такой отличный ужин! Радостный.

И теперь можно подольше понежиться в постели, потому что у меня есть хорошее тому оправдание. Я смотрю на свой живот под одеялом. Мгновения спокойного созерцания. Но тут звонит телефон, разрушая все очарование утра. Я нащупываю его на краю кровати и возвращаю руку назад под теплое одеяло, расслабленно гляжу на светящийся экран.

Это Эмили. Это ЭМИЛИ!

Я немедленно вскакиваю в кровати, стараясь принять приличную позу и расчесать пальцами волосы, будто она может застать меня похожей на беременную неряху.