Михаил Шифман - Рукопись, которой не было [Евгения Каннегисер – леди Пайерлс] [litres]

Мы догадались, что переговоры Черчилля и Рузвельта в Квебеке прошли успешно: буквально через неделю Руди, Саймона и Олифанта снова отправили в Соединенные Штаты «на разведку». Руди должен был лететь на военном гидросамолете до Фойнса в Ирландии, а оттуда регулярным рейсом «Пан-Американ».

В тот день я работала, но специально вернулась домой пораньше, чтобы проводить мужа. Он тут же огорчил меня.

– Ты знаешь, дорогая, мне только что позвонили, вылет самолета в Ирландию назначен на два часа раньше из-за плохого прогноза погоды. Я убегаю через десять минут.

– Руди, но я еще ничего не собрала…

– Я уже сам собрался, если что-нибудь и забыл, куплю в Штатах. Главное, со мной все нужные записи.

Я обняла его, еще раз напомнила, что сказать детям, и – уже на самом пороге: «Ты знаешь, Руди, кажется, я беременна, только не волнуйся, все будет хорошо».

…В самолете до Фойнса я сидел под какой-то трубой, из которой капало масло. Пальто, которое я только что получил из чистки, безвозвратно потеряно. Надеюсь, в Штатах оно мне не понадобится. Самолет из Фойнса в Вашингтон задержался. Чтобы как-то провести время, мы поехали в близлежащий городок Лимерик, в кино. Перед началом показывали ролик о цепной реакции в уране и возможности бомбы. Боже, что за лапшу журналисты вешают на уши ничего не подозревающим зрителям!

В Вашингтоне, заговорившись, мы перешли улицу на красный свет, и нас остановил полицейский. Когда мы сказали ему, что только что прилетели из Англии, он нам не поверил и потребовал показать штамп в паспорте. Убедившись, что все правда, отпустил нас с богом, даже штраф не выписал.

В Вашингтоне я беседовал с нашим другом Оппенгеймером. Теперь мы – часть Манхэттенского проекта. Но об этом – дома.

Вашингтон

9 сентября 1943 г.

Милая Женя!

Здесь ужасная жара, но у меня в отеле комната с кондиционированием воздуха, представляешь? У Саймона кондиционер был таким мощным, что к утру он совершенно замерз. Правда, утром выяснилось, что им (кондиционером) можно управлять. Не знаю, получила ли ты мои предыдущие письма, и если да, то в каком порядке.

Начну с конца. Сегодня я навел справки, можно ли будет забрать детей с собой в Англию, учитывая, что я возвращаюсь домой на военном самолете. Оказалось, что это очень непросто по нескольким причинам. Можно, конечно, попробовать морским путем через Атлантику, но стоит ли рисковать?

Габи пока совершенно счастлива в Торонто в новой школе. Конечно, я спросил ее, хочет ли она домой прямо сейчас, и она сказала да, но я не почувствовал уверенности в ее голосе. Рони тоже в полном порядке, так что никакой срочности в возвращении детей нет. Думаю, если мне предложат взять с собой только Габи, делать этого не стоит, поскольку тем самым мы травмируем Рони. Впрочем, есть еще время подумать.

11 сентября

Женечка, получил твою телеграмму, очень рад, что доктор доволен тем, как протекает беременность. Как мне жаль, что мы разделены океаном. Не устаешь ли ты на работе больше обычного? Не думаю, что мне удастся вернуться через три-четыре недели. Но никто ничего не знает.

Я все еще колеблюсь насчет детей. На всякий случай оформляю документы для обоих, но склоняюсь к тому, что если, кроме парохода, другой возможности не представится, то лучше пока оставить их в Торонто.

На всякий случай, если ты не получила предыдущего письма. С Рони я провел 28–29 августа, а с Габи со 2 по 4 сентября. Габи стала очень красивой, похожа на тебя или, скорее, на твою маму. Высылаю тебе пару фотографий. К сожалению, она унаследовала мой нос, бедное дитя. У нее длинные черные ресницы, настоящее очарование. Ее глаза блестят, как и твои. Габи грациозно ходит, прекрасно катается на роликовых коньках и свободно чувствует себя в воде. Мой приезд ее явно возбудил, она все время теребит пояс от своего платья и покусывает губы. Разговорить ее было непросто. Она с охотой говорит о чем угодно, только не о себе. Но мне все же удалось. Она спросила, почему я не могу взять ее с собой. Я объяснил и сказал, что, если ей очень нужно, я придумаю что-нибудь чрезвычайное. «Нет, – ответила Габи – я могу тут еще подождать». Она призналась, что перед сном придумывает всякие приключения, в которых играет роль супергероя. В ее новой школе 800 человек, но она быстро перезнакомилась почти со всеми, и, конечно, все догадались, что я ее отец. Многие подходили ко мне, чтобы познакомиться.

Рони по-прежнему любит философствовать. «Я боялся, что не узнаю тебя, когда ты выйдешь из автобуса, – первое, что он сказал мне, – но кроме тебя вышла только одна дама, так что я не мог ошибиться». Он по-прежнему любит поесть и засыпает мгновенно, как только его голова коснется подушки. На вопрос, что ему подарить на день рождения, ответил: «Книги». В школе он один из лучших учеников, хотя некоторые и называют его увальнем. Между прочим, в разговоре с Джефкоттом вдруг всплыла еврейская тема. Джефкотт сказал, что Рони точно знает, что он еврей, и понимает, что это такое, так же как и Габи. Это удивило меня, поскольку Рони вряд ли был в состоянии осознавать этот факт три года назад, когда мы отправили его в Канаду.

19 сентября

За эту неделю удалось провернуть много дел. Надеюсь всё закончить к 29-му.

После бесед с некоторыми людьми, которым я доверяю, окончательно понял, что детей надо пока оставить в Канаде. Почему – расскажу дома.

Теперь мне совершенно ясно, чем я буду заниматься после возвращения. Придется решить много вопросов в кратчайшие сроки. Точно не знаю, сколько недель у меня в запасе. Пожалуйста, отоспись хорошенько к моему возвращению – не уверен, будет ли у тебя время для сна потом. Нам нужно будет о многом поговорить.

Завтра я буду в Нью-Йорке, а следующий уик-энд надеюсь провести с Рони. Я его еще не сфотографировал. Саймон говорит, что без этих фотографий я просто не имею права вернуться к тебе.

Знаешь ли ты, как я люблю тебя?

Хотя я и ждала Руди, его возвращение в начале октября застало меня врасплох. Однажды мне стало грустно, и я решила вечером не спешить домой, а посмотреть какой-нибудь веселый фильм. Я позвонила домой и сказала Вере, чтобы она не ждала меня к ужину. И вдруг в кинозале на фоне экрана вижу Руди, шагающего вдоль прохода и высматривающего меня. «Руди!» – закричала я на весь зал. Мы тут же обнялись, прямо как на экране. Руди летел обратно на бомбардировщике. Перед вылетом из Монреаля он послал мне телеграмму, но она пришла только на следующее утро. Его бомбардировщик приземлился в Прествике раньше времени. За одним летчиком-майором, прилетевшим вместе с ним из Монреаля, прислали военный самолет, который должен был немедленно лететь в Бирмингем. Руди предложили занять место стрелка. Он согласился. «Это был самый жесткий полет в моей жизни, – признался Руди, – удержаться на сиденье было невозможно; я держался за пулемет и очень боялся, что нажму какую-нибудь кнопку и он начнет стрелять. Но все обошлось».