Марлус Морсхёйс - Тени Радовара

Часы над дверью показывают восемь. Через час с небольшим закончится вся эта ерунда с баллами и переездом. Сразу после завтрака в зале начались беспокойное шарканье, покашливание, мелкие перебранки. Напряжение висит над ними ядовитым облаком, и воздух становится еще удушливее, чем обычно.

Андору это нипочём. Как всегда по воскресеньям, с верхнего яруса кровати так и льется водопад слов:

– А ты, Йона, как думаешь? Сколько у меня баллов? Ты видела, как я старался всю неделю? И брал еще работу дополнительно? Но на этой неделе поступило мало новеньких, а значит, на баллах будут экономить. Нет, я думаю, меня всё-таки переведут, мне не хватало всего тридцати четырех баллов. А через какое-то время переведут и тебя, я буду тебя ждать и застолблю для нас хорошую кровать. Ты ведь тут без меня пару недель протянешь?

Йона уже знает, что отвечать ему не обязательно. Как и то, что баллов ему не хватит и что он сам это понимает. Она накрывается одеялом с головой. Если ему так нравится себя обманывать – пожалуйста. Но ей слишком больно это слышать.

Без пятнадцати девять дверь в холл открывается. Андор выпрыгивает из постели и одним из первых несется к доске с баллами, чтобы занять хорошее место. В девять часов в холле не протолкнуться. Йона лежит, крепко зажмурившись. Когда из-за двери начинают доноситься плач и восторженные крики, она садится на постели, чтобы встретить Андора. И в этот раз опять кажется, что он стал на пару сантиметров ниже, чем был. Он смотрит в пол и качает головой.

– Сколько? – спрашивает Йона.

– У тебя на целых 471 с половиной больше, чем на прошлой неделе. Итого плюс 272.

Он садится рядом. Йона думает, не нужно ли его обнять, но не знает, поступают ли так не-друзья. Она неловко похлопывает его по плечу.

– Ну же, Андор, тебе осталось набрать всего 29 баллов, и ты вернешься на седьмой этаж.

– А тебе – всего 228. Спорим, ты меня опередишь?

Не дожидаясь ответа, Андор забирается к себе в кровать и сразу засыпает. Йона укрывает его одеялом и всем сердцем желает, чтобы ему приснилось то, о чём он так мечтает: как он забирается на дерево.

Поесть. Полежать. Поискать наименее растрепанную книгу в шкафу – в том месте, которое Минди обозначила как «рекреация»: это угол всё той же палаты, где стоят четыре продавленных дивана, всегда занятых самыми старшими и сильными «минусовыми». Прочесть мамино письмо с новостями из Звездного Света (бабушка чувствует себя хорошо, у папы тоже всё в порядке, и у Джимми, семью Келлеров опять переселили под землю, потому что Матс ударил учителя). Четвертое воскресенье в Мин-III так и тянется, пока серый свет, просачивающийся в окна, наконец не чернеет. Йона проводит двадцать восьмую черточку на листе бумаги, который прячет под матрасом. Потом ложится в кровать, натягивает на себя одеяло и ждет, пока наступит понедельник. Она лежит с широко раскрытыми глазами, чтобы не подпускать к себе черных птиц.

А начиналось всё так невинно. Она ведь всегда любила цифры. Надежные бесстрастные числа, за которые можно ухватиться и которые никогда не предадут. И поэтому она начала считать дни, часы, минуты в доме-минус. Считала аккумуляторы, которые шесть дней в неделю вставляла в комфоны. А когда не могла заснуть, считала бабочек. Не тех, оранжевых с черными полосками, на которых они любовались с Килианом, а фиолетовых, зеленых, желтых, голубых. Если крепко зажмурить глаза, они обязательно появятся, сотни бабочек всех цветов радуги. Они плясали у нее перед глазами, а Йона пыталась их сосчитать, пока не начинала кружиться голова, и затем она просыпалась от звонка, возвещающего новый день в Мин-III.

Но на прошлой неделе что-то изменилось. На крылья бабочек упали темные тени. Бабочки растворялись в темноте одна за другой, как гаснущие звезды. Вместо них прилетали стаи черных птиц, и звук их крыльев уносил Йону к черным-черным мыслям, которые ей хотелось отогнать. Хаверс. Зачем она спасла мать этой гадюки с раздвоенным жалом, Килиана? Всего-то надо было промолчать, когда она увидела, что Минке прицеливается. Без Генриетты Хаверс мир был бы намного лучше: эта плесень, придуманная ею для Радовара система, не расползлась бы по всей Радовии. Это из-за Хаверс ее любимая бабушка вся скукожилась и превратилась в старушку, которой всюду мерещатся черные птицы. Но нет же, Йоне зачем-то понадобилось помешать Минке. И что она получила в знак благодарности? Мэр хочет сгноить ее в этом аду. И сын ее тоже. Яблочко от яблони недалеко падает. Если бы только можно было прожить тот день в Восходе заново! Она дала бы Минке завершить начатое. Во мраке ночи Йона раз за разом представляла, как мэр Радовара оседает на пол, удивленно глядя вокруг, прежде чем закрыть глаза навсегда. Заслуженная смерть.

Когда появляются черные птицы, Йона пытается переключиться на другие мысли. Она думает о Залмане – как он называет ее девчушкой и заваривает для нее чай. О Селии – как они вместе прыгают по лужам в резиновых сапогах. О запахе свежескошенной травы в Космопарке, о бабушке, берущей ее за руку. Но ничего не помогает. Как только она закрывает глаза, ее окружают сотни черных птиц.

Так что в двадцать восьмую ночь в Мин-III Йона лежит с широко открытыми глазами и смотрит вверх на кровать Андора, борясь с чернотой теней.

Сто сорок четыре. Сто сорок пять. Хоть Йона и заснула вчера только под утро, сейчас она проворно вкладывает аккумуляторы в комфоны на конвейере. Чем быстрее она работает, тем больше баллов сможет заработать. Каждый аккумулятор приближает ее к выходу из Мин-III, пусть она и не понимает, куда идти потом. Ее передергивает при мысли о том, что придется возвращаться в Звездный Свет. Все будут смотреть на нее так, будто она носитель страшного минус-вируса. Родители устроят ей встречу, даже обнимут, наверное. И скажут, что надо смотреть в будущее и как можно быстрее забыть всё, связанное с домом-минус.

Сто восемьдесят. Сто восемьдесят один. Горка аккумуляторов никак не уменьшается, а конвейер подвозит всё новые и новые телефоны. В конце дня у Йоны всегда дрожат пальцы. И всё равно она до последнего старается изо всех сил, хоть Андор и предупреждал ее: если будешь слишком хорошо работать, тебя не захотят отпускать. Он рассказывал историю про мальчика, который работал лучше всех, но его продержали в Мин-III два года, пока он наконец не сошел с ума и не стал расшвыривать в стороны целые ящики с готовой продукцией. А затем исчез, и никто не знает куда. Но Андор вообще любитель приукрасить. Йона сжимает челюсти и берет из ящика следующий аккумулятор. Сто восемьдесят два.

Где же бабушка? Мама всё время пишет, что с ней всё хорошо, но месяц, который родители отвели ей для того, чтобы подготовиться к переезду в дом-плюс, уже давно закончился. Йона часто думает о домах на другой стороне дороги. Они тогда повернули направо, в район-минус. Может быть, слева за высокой стеной расположен район-плюс? И бабушку запихнули в один из этих бетонных могильников? Она уже спрашивала Андора, но он только покачал головой и сказал, что у нее и так достаточно проблем.