Доржийн Гарма - Первые шаги

Такие минуты бывают в жизни у каждого человека. Другая на месте Алимы остерегалась бы досужих разговоров и не пошла в больницу. Но слова Лхама задели ей сердце. «Будь что будет, — решила она. — Пусть говорят… Я должна пойти к нему. Может, он ждет меня. Я должна пойти, хотя бы для того, чтобы сварить ему чашечку чая, посидеть рядом, вытереть пот со лба, укрыть ноги одеялом. Только бы он поправился. Не ради меня, ради других, ради той бабушки Дава-гуай, которой он отнес дрова в юрту, ради того, чтобы проснулась совесть у таких, как Лхам…»

Дорога была пустынна. Темнота быстро сгущалась, деревья по краям дороги зашевелились, как будто хотели напугать ее, откуда-то из глубины леса послышался протяжный звук, похожий на волчий вой.

Алиме стало страшно, она заплакала. И этот хлынувший поток слез смыл все ее страхи. Снова подул ветер. Заскрипели, затрещали деревья, листья на них встали дыбом, точь-в-точь гигантские чудовища, хрипло окликающие друг друга. Звериный вой стал громче. Леденя сердце, закричала сова, как будто заплакал младенец. Никогда раньше не ходила Алима пешком через перевал. Только ездила на машине. Много всякого слышала она про это место. Но сейчас ей не страшно. Ничто не остановит ее. Да не так много и осталось идти.

В прошлом году Сахья передала ей на Новый год открытку и маленький подарок от Ангарага. Есть у Ангарага такой обычай — посылать друзьям поздравления на Новый год, а женщинам еще и к Восьмому марта. Тогда и повариха Намжил получила от него открытку с поздравлением. Сахья была просто зеленая от злости. С перекошенным лицом закурила тонкую, как мышиный хвост, самокрутку. И точно выстрелила — выпустила изо рта кольцо дыма.

— Ишь стал подарками баловать! Уж не собирается ли из-за тебя жену и детей бросить? Вон чего захотел, а ведь старик уже, за сорок… — С такими словами она отдала поздравление.

Думая об Ангараге, Алима всегда вспоминала отца. Отец был лучшим водителем в леспромхозе. Ангараг не знал его — приехал сюда через год после его смерти. Но это он выхлопотал матери пенсию и частенько заглядывал к ним, смотрел, как им живется. Он заботился обо всех семьях, потерявших кормильца, сам проверял, получают ли они пособие от государства.

— Нельзя забывать о вчерашнем дне. Нам дорога память о тех, кто честно трудился. Помните водителя Радну, умершего год назад? Он был лучшим в нашем хозяйстве. А сколько его учеников у нас работают! За одно это большое ему спасибо.

Как тепло на сердце у дочери от таких слов! Разве не могут быть у нее с Ангарагом просто дружеские отношения? Какой мерзкий язык у этого Лхама!

Алима вышла на перевал. Внизу светились огоньки поселка. Алима победила ночь, себя, свои страхи, трудный подъем. Одолела все преграды на пути к другу. Алима остановилась, перевела дыхание и побежала вниз. Позади осталась дорога, по краям которой притаились лохматые деревья, волчий вой, плач совы. Все ближе огни, теплящиеся внизу. Ей безразлично, что скажут люди. Главное — помочь Ангарагу. «Я сварю ему чай с молоком, — думала она, — он выпьет, и ему станет легче. Пусть Лхам злится, пусть злятся такие, как он. Я докажу им, что есть дружба, что не только Ангараг заботится о людях, но и люди заботятся о нем».

Вот она и в центральной усадьбе. До больницы — рукой подать.

Бабье лето на исходе. Я и два молодых режиссера сидим на скамейке в сквере возле киностудии и греемся на солнце.

— Поставить бы хорошую вещь… Но где взять сюжет? — говорит мой молодой коллега, только в этом году окончивший институт. Он затягивается сигаретой и пускает колечки дыма.

— Да… Что и говорить! — поддерживает его другой. Встав со скамейки, глубоко засовывает руки в карманы потертых джинсов и ходит взад-вперед.

— Нам даже период кооперирования не достался, — продолжает он. — Вот старичкам повезло — все своими глазами видели…

От этих слов мне становится как-то не по себе. Жизнь кипит, столько интересного кругом, а они говорят — сюжетов нет. Отчего это? Лень? Опыта не хватает? Может, что-то другое? Так, погруженный в свои мысли, я машинально встаю, бросаю недокуренную сигарету в урну и направляюсь к автобусной остановке.

— Куда же вы? Ведь сегодня нет съемок. Сейчас ассистент вернется из магазина. Посидели бы… — доносится мне вслед голос. Но я уже далеко и делаю вид, что не расслышал.

Молодые режиссеры напомнили мне меня самого в пору молодости. Тогда мне и лет было немного, да и опыта почти никакого — только институт за плечами. Как-то пасмурным осенним днем я сидел на скамейке в этом же сквере и думал: «С чего начинать?…» Помнится, было очень тоскливо. Все казалось неинтересным и скучным. Тогда многие восхищались мастерством опытного режиссера Дэмбэрэла. Я говорил себе: будь я его ровесником, испытавшим тяготы военного времени, и я создавал бы прекрасные фильмы, может, даже не хуже самого Чаплина или Бондарчука.

Неожиданно мне доверили первый самостоятельный фильм. Правда, короткометражный, но я был очень рад. Быстро подобрали актеров, съемочный коллектив. Фильм снимали в одном из аймачных центров. Опытных коллег рядом не было, поэтому я надеялся только на самого себя. Сначала работа не клеилась… Не знаю, что стало бы с фильмом, если бы не Жамбал-гуай — наш мастер по свету, как говорится, рядовой работник кино. Вряд ли кто посторонний мог бы догадаться, что он причастен к миру искусства. Было ему за пятьдесят, ходил он в простом дэли, никогда не расставался с чайником и старой трубкой. Но стоило ему взяться за работу — и его не узнать. Включал многочисленные светильники и прожектора, командовал своим хозяйством, как настоящий полководец, готовящий войско к битве. Работу свою — давать свет — старик очень любил и разбирался во всех ее тонкостях как никто другой.

Когда я руководил съемками, Жамбал-гуай часто стоял рядом со мной на мостике. Незаметно тронув меня за рукав, тихо подсказывал, советовал, что и как лучше делать. Помогал мне полнее и глубже раскрывать сюжет. Не скрою, вначале я не очень-то обращал внимание на его советы. Не пристало режиссеру делать фильм по указке участника съемочной группы, думал я тогда. Но потом заметил: пожалуй, без советов Жамбал-гуая не обойтись. И хотя тон его был немножко менторским, я не обижался. Многолетний опыт умудренного жизнью человека постепенно переливался в меня, наделяя буквально волшебной силой. Какое уж тут самолюбие! И я благодарил судьбу за то, что она свела меня с ним.

Однажды во время короткой передышки в съемках мы оба сидели за чаем, который он всегда заваривал сам.

— Сынок, мне кажется, что наша молодая актриса очень способная девушка. Но с ней надо еще работать и работать. Будь на твоем месте режиссер Дэмбэрэл, он бы каждую свободную минуту использовал для работы с актерами. Они даже плакали иногда от него, но все равно зла на него никто не держал, скорее наоборот. Жаль, что ты не работаешь с актерами после съемок. Надо учить их. Ты еще вспомнишь мои слова, из этой девчушки будет толк. А вот вторая… не знаю… трудно сказать… Без души играет, даже во взгляде у нее есть что-то неестественное, какая-то фальшь… — сказал мне Жамбал-гуай.