Александр Зиновьев - В преддверии рая

Она сказала, что моя работа пользуется большим успехом, что читать ее в кабинете образовалась очередь, а ей хотелось бы посмотреть. И я дал ей мой оставшийся экземпляр. И написал не нем свой телефон: позвонить, как прочтет. К этому времени решилась моя квартирная проблема. Решилась сама собой. Братья и сестры разъехались, родители умерли. И я стал обладателем довольно большой комнаты /на одного, конечно, большой/ в коммунальной квартире старого дома. Дом пошел на снос, и мне как ветерану войны с тремя ранениями дали однокомнатную квартирку на окраине города. Хотя квартира обладала всеми дефектами наших новых жилищ /трудность с транспортом, далеко магазины, грязь на подступах к дому, плохая изоляция и т.п./, я был безумно рад. Иногда я часами сидел на пружинном матраце с ножками /это — самое дешевое ложе, а ножки прибил я сам/, тупо уставившись в косо наклеенные обои идиотской расцветки, или без конца бродил из комнаты в кухоньку и обратно, твердя про себя только одну фразу: наконец-то ты один, наконец-то ты можешь закрыться от людей и отключить этот сволочной мир от себя.

Как это ни странно, когда на работе пронюхали, что я имею однокомнатную квартиру на одного /!!/, я стал завидным женихом. Однажды молоденькие лаборанточки прямо сказали мне /хотя они вроде бы шутили/, что если меня слегка подкормить, то я могу иметь успех. Сейчас седые и худые мужчины в моде. К тому же я могу сойти за йога. А это очень выгодно в хозяйстве: йоги, говорят, пьют только воду, все свободное время стоят на голове и едят один кочан капусты в месяц. Короче говоря, вскоре Она позвонила и сказала,что у нее куча вопросов, замечаний и возражений. Потом взяла такси и приехала ко мне. И осталась у меня. Просто так, без всяких предисловий и психологических драм. Это, между прочим, в духе времени. Один мой знакомый, школьный учитель, много лет изучающий эту проблему, говорил, что из общений полов почти начисто исчез самый чистый, возвышенный, романтический и красивый период, который был одним из самых выдающихся продуктов цивилизации,— период влюбленности. Если он и проявляется, то очень редко и к тому же лишь после того, как мужчина и женщина длительное время состояли в половой связи, т.е. оказывается неестественно сдвинутым в линии человеческих отношений и выглядит как отклонение от нормы. Этот период есть состояние духовности, а в нашем обществе, враждебном всякой духовности, ему вообще нет места. Лишь после нескольких наших встреч Она сказала, что ее почему-то тянет ко мне. А я почувствовал, что у меня появился близкий и дорогой мне человек.

И далее в трактате Члена были подробнейшим образом изложены идеи, которые легли впоследствии в основу организации ИСИ и сознаториев. Эти идеи были в трактате разработаны с такой тщательностью, что все академические и медицинские учреждения, привлеченные к реализации их, не прибавили к ним фактически ничего нового.

Болван добросовестно составил заключение о рукописи Члена и вручил его заведующему отделом. Тот, прочитав заключение, немедленно отправился к главному редактору. Главный сразу же по специальному телефону позвонил Секретарю по Идеологии и был принят им незамедлительно. На другой день в редакции было объявлено, что Болван с обширным инфарктом положен в больницу ВСП. Автор рукописи в редакции больше не появлялся. Никто из родственников и знакомых никакого интереса к их дальнейшей судьбе не проявил. Один из сотрудников редакции как-то злорадно заметил, что Болван был типичный мерзавец и проходимец, и что это хорошо, когда Они сами друг друга начинают пожирать. Но с ним случилось какое-то несчастье.

— Задумали они грандиозно,— сказал Пропагандист.— Жаль только, не смогут они довести свой замысел до конца.

— Почему жаль,— сказал Террорист.— Пусть их мерзостный замысел провалится. Это же хорошо. И почему, вы думаете, они не доведут до конца?

— Конечно, пусть у них все лопнет. Это хорошо. Жаль в том смысле, что из-за этого я не смогу довести до конца мои исследования. Случай неповторимый. Конечно, я не смогу сообщить о своих результатах на волю. Но кто знает... Да и мне интересно довести свое дело до конца. Короче говоря, скоро у них все пойдет кувырком, и наше пребывание здесь окажется бессмысленным со всех точек зрения. Вот что страшно. А почему они не доведут свой замысел до конца, это тривиально. Наверняка большая часть их аппаратуры иностранная. Значит, в нашей эксплуатации она начнет портиться. И ее заменит обычный «ручной труд». А что это такое у нас — вы знаете. Если аппаратура отечественная, она, возможно, портиться не будет. Но она не будет выполнять и свое предназначение, что для вас тоже должно быть очевидно. Унитазы и питательные трубки перестанут выдвигаться со всеми вытекающими отсюда последствиями: параши, котелки. А это значит какие-то незапланированные передвижения людей /или подопытных особей/ и контакты. Обработать массу наблюдений за нами и записей наших разговоров — дело немыслимое даже для идеальной организации. Все эти газетножурнальные сенсации о машинах, перерабатывающих информацию, в основном сказки. А так как все наблюдения за нами и записи наших речей дадут в основном бессмыслицу /за редким исключением/, то с этим информационным навозом не справится вся техника мира. Да это и ни к чему, ибо выводы известны заранее. Тут наверняка мистификация типично в нашем духе: создаются фиктивные учреждения с заранее предрешенным результатом работы. Например, «подтвердить» на уровне науки какую-нибудь идиотскую фразу из речи Вождя, возведенную в ранг гениальной мысли. И в результате доносы и допросы станут единственной формой сбора их«научной» информации. К тому же не забывайте, что обслуживающий персонал образует типичную ячейку нашего общества со всеми прелестями: демагогия, бюрократия, очковтирательство, халтура, безделье, интриги и т.п. Через месяц сотрудники наплюют на великую задачу /а им наверняка ее поставили/ и займутся своими реальными земными делами: степени, звания, должности, квартиры, дачи, гонорары, заграничные командировки, доносы, собрания, заседания. Всем это хорошо известно. Им будет не до нас. И по идее им либо от нас захочется избавиться, либо использовать нас для каких-то других целей. Для каких? Например, на вредных производствах. На урановых рудниках. На очистке атомных реакторов. Да мало ли у нас таких мест?! Достаточно сказать, что по условиям современного производства нужны миллионы людей такого типа, как мы стали теперь. Боюсь, что это — лишь переходная форма к обычной нашей апробированной мерзости: к принудительному рабскому труду. Это общество нуждается в рабах. Так что будем считать, что нам пока повезло, и мы живем почти что в санаторных условиях.