Александр Зиновьев - В преддверии рая

Коротко о названии репрессируемых. Известно, что эта проблема имеет огромное значение. В некотором роде она сложнее, чем практическая организация репрессий. Если дело репрессий вступило в практическую стадию, оно само собой за кратчайшие сроки воспроизведет все свои наиболее целесообразные формы. История не знает других примеров самоорганизующихся массовых процессов, которые могли бы сравниться с процессами массовых репрессий. И тем, кто усматривает в репрессиях не столь отдаленного прошлого злой умысел отдельных личностей, совершает детски наивную ошибку. Это теперь очевидно всем. И не стоит на этом задерживать внимание. Совсем иначе обстоит дело с названием. Оно должно выражать суть дела, за которое /или под видом которого/ индивид подвергается репрессии, и должно быть при этом настолько гибким и широким, чтобы любого намеченного индивида можно было без всяких интеллектуальных усилий подвести под это название. Кроме того, оно должно выражать суть настроений эпохи, чтобы никому в голову не пришло сомнение в его неадекватности ситуации. В свое время таким было выражение «враг народа» Но времена изменились. Название это скомпрометировало себя и не выражает уже духа эпохи. Конечно, искомое название должно будет родиться в самом ходе массовых репрессий как продукт творчества народных масс. Но пока мы еще не можем похвастаться успехами на этом важнейшем участке дела.

Когда историки объясняют крупные исторические явления крупными причинами, сказал Командировочный, они, разумеется, правы. Здесь действует логический закон соразмерности причин и следствий. В силу этого закона глупо выглядит тот, кто объясняет приход Сталина или Хрущева к единовластию их хитростью, коварством, цинизмом и т.п. И вполне прилично выглядит тот, кто объясняет это выдающееся явление серьезными переменами в жизни страны в целом и во всей системе власти, например,— изменением роли партийного аппарата в том числе. Однако какими бы значительными ни были обстоятельства, обусловившие то или иное значительное явление, эти обстоятельства воплощаются в конкретных людях и их конкретных поступках. А последние всегда при ближайшем рассмотрении оказываются ничтожными в сравнении с грандиозными историческими свершениями. Этот парадокс исторического подхода к пониманию фактов социальной жизни принципиально неразрешим. Он коренится в самом стремлении подойти к проблеме исторически. Вам это может быть покажется странным, но историк, стремящийся подходить к фактам истории исторически, есть просто дурак, обрекающий себя на полное бесплодие. Где-где, а именно в истории-то этот идеологический историзм противопоказан в первую очередь.

Я чту ваши обширные познания в области психологии и пьянологии, сказал на это Стопкин, но это ваше заявление, признаюсь, не понимаю. Боюсь, что оно есть результат чрезмерного увлечения «Напитком космонавтов». Я тоже думаю, сказал Жидов, что вы это загнули для красного словца. Как это можно — в истории, а не исторически? Это все равно, как мыслить нематематически в математике. Ловлю вас на слове, сказал Командировочный. Что значит: мыслить математически? Значит ли это — заниматься исследованиями в области математики? Или использовать средства математики в обдумывании какой-то проблемы? Или думать подобно тому, как думают математики при решении своих проблем? Видите, не так-то уж бессмысленно мое заявление. И «Напиток космонавтов» тут ни при чем. Кстати, к нему пристрастились не только больные, но и весь обслуживающий персонал. И теперь та бутыль будет стоить уже трешку. Если дело так пойдет дальше, «Напиток» будет стоить не меньше, чем коньяки высших марок. Но вернемся к истории. Заниматься историей — значит изучать факты общественной жизни, расположенные во временной последовательности, и ничего более. И вопрос о методах изучения этим самым еше не предопределен. Исторический же подход /историзм/ есть особый метод рассмотрения любых явлений, а не только явлений человеческого общества. Суть этого подхода — раскрыть механизм происхождения, возникновения изучаемого явления, показа, почему оно произошло и почему произошло так, а не иначе. Вот, например, мы с вами только что обосрали, извиняюсь за выражение, замечательный монумент великого деятеля нашей Партии товарища Сусликова. Который, кстати, раз? У меня такое впечатление, что к этому уже все привыкли и будут разочарованы, если однажды не обнаружат следов нашей деятельности... Но дело не в этом. Итак, мы совершили выдающееся историческое действо. Мы можем подробнейшим образом рассказать, как оно произошло. Но это, уважаемые мои оппоненты, не есть еще историзм в подходе к явлениям природы и общества. Мы подойдем к этому событию исторически, если объясним, почему это случилось, какая совокупность обстоятельств обусловила это, в силу каких законов бытия это свершилось. А ну, попробуйте-ка, объясните мне это! Что? Затрудняетесь?

Знакомый, которому я дал почитать свой доклад, зашел ко мне с маленьким человечком, каких теперь можно часто увидеть на улицах города. Потертые джинсы, толстый драный свитер, нейлоновая куртка, интеллигентская небритость. Знакомый сказал, что дал почитать мой доклад этому человечку, и тот изъявил желание побеседовать со мной.

Человечек стал задавать мне вопросы, которые меня сразу насторожили. Что из себя представляет наша лаборатория? Закрытая или нет? Давали ли мы подписку о неразглашении? В какой стадии находится исследование такого-то препарата? И т.д. Я, естественно, спросил, с какой целью задаются подобные вопросы. Мой знакомый сказал человечку, что я человек надежный, можно говорить прямо. И тогда человечек сказал, что мои материалы представляют интерес для хроник Комитета Гласности. Я об этом Комитете, конечно, слышал. Но представления о характере деятельности не имел. И хроник в руках никогда не держал. Человечек предложил мне сотрудничать в хрониках, но я отказался. Я не знаю толком, кто вы, сказал я. Материалами моими я разрешил воспользоваться, поскольку сам я в них ссылался исключительно на опубликованные уже работы, а общие выводы, к которым я пришел, мог сделать всякий человек, решившийся подумать над этими вполне официальными данными. Впрочем, сказал я, готов ознакомиться с деятельностью, целями, программой и т.д. Комитета, но без спешки и особых усилий.