Александр Зиновьев - В преддверии рая

Устроились, как обычно, в «стекляшке» на перекрестке проспекта Буденного и улицы Сусликовской. Здесь можно было распивать приносимые с собой спиртные напитки при том условии, что пустую посуду оставляете уборщице и на закуску берете безропотно ту дрянь, которую вам предложат, причем — за двойную цену. Пили молча и вяло. Скучно. Консультант учил всех уму-разуму. Все ценности относительны, бубнил он, поедая с жадностью одну порцию фиолетового картофельного пюре с тошнотворным шницелем за другой. Никто не мог объяснить, почему эта жвачка именовалась шницелем. Только сонная, разжиревшая на даровых харчах кассирша твердила одно: это — шницель согласно меню на сегодняшний год. Все ценности, повторяю, относительны, цедил сквозь непережевываемый шницель Консультант. Я помню, когда я был мальчишкой, у нас во дворе было одно чахлое деревце, потрескавшийся асфальт, мусорный ящик, какие-то доски и коробки. А между тем мы среди всего этого хлама сооружали себе волшебные дворцы. А теперь? Прекрасные дворы. Детские площадки. Парки. Потрясающие игрушки и книжки. И все равно скучно! Почему? Потому что люди узнали, что есть места, где все это гораздо лучше, сказал Член редколлегии. Дело не в этом, сказал Автор. Ценности относительны лишь в западной цивилизации. У нас же вырабатывается система абсолютных ценностей, и в этом наше преимущество. Что я имею в виду? Поясняю примером. Мы носим вот эти штаны, и мы довольны, что мы не без штанов. Мы не различаем штаны по рангам ценностей. Для нас либо есть штаны, либо их нет. Для нас все штаны суть штаны как таковые. И если мы в каких-то штанах, мы в штанах. И у нас нет никаких проблем штанов. Мы счастливы. Это — абсолютная система ценностей. В ней любое жилье есть жилье, любая еда есть еда. И так во всем. Возьмите теперь Запад. Там дело не просто в том, что ты ходишь в каких-то штанах, живешь в какой-то квартире, жрешь какую-то еду, читаешь какие-то книги. Там дело в том, какого сорта штаны ты носишь, в каком жилье спишь, что именно жрешь и пьешь. Это — система относительных ценностей. Она касается того, что есть, а не того, чего нет и может не быть совсем. Мы были счастливы в своей абсолютной системе ценностей. Потом нам показали Запад и навязали чуждую нам систему относительных ценностей. И мы стали несчастными. Надо возвращаться назад. Секретарь на это сказал, что он не согласен, что он — оптимист — ленинец, что коммунизм мы все равно построим. И в США мы тоже построим коммунизм, а всех черномазых отправим в Сибирь. Консультант сказал, что он полностью согласен с Секретарем, только предложил перед отправкой негров в Сибирь содрать с них джинсы. Старред сказал, что он лично оставил бы в Москве десять тысяч негритянок. Говорят, у них дьявольский темперамент, любопытно было бы попробовать. Один из редакторов сказал, что его проблема коммунизма вообще не волнует. Секретарь безмерно удивился этому. Младред сказал, что его неверно поняли. Он не сомневается в победе коммунизма. Если бы это было не так, то это не было бы записано в программе партии. Его волнует, что будет потом, после коммунизма. Старред сказал, что коммунизм будет установлен навечно, после него уже ничего не будет, а негров лучше отправить в Африку, пусть с арабами е....я. Уборщица сказала, что пора выметаться. Секретарь сказал Автору, что ему надо с ним потолковать об одном важном деле, а младших редакторов попросил отнести члена редколлегии домой.

У меня идея, сказал Секретарь после того, как им удалось сбагрить безымянного человека на растерзание Консультанту, на которого напал зуд поучительства. Надо сделать статью о том, как товарищ Сусликов пришел к открытию стадии высокоразвитого социализма и конкретных путей перехода от него к подлинному коммунизму. Я тебя свяжу с Помощником. Ты его знаешь? Еще бы, сказал Автор, я с ним не одну бочку водки в свое время выпил. Об этом забудь, сказал Секретарь. Водку он больше не пьет совсем, перешел на коньяк. Но будь готов к тому, что у тебя может появиться соавтор или что статью подпишет кто-то другой. Ясно, сказал Автор, не в первый раз. Как говорил в свое время мой друг, ныне безвестный поэт,

А что, если?! Это — идея, сказал Секретарь. Правда, жена будет скрипеть... А ну их, жен, сказал Автор. Как говорил все тот же мой друг,

Забегаловка была битком набита всяким сбродом, спешащим до закрытия набраться хоть какой-нибудь дряни с градусами. Пришлось дать трешку уборщице. Та принесла пару чуть живых табуреток и втиснула их в интеллигентную компанию. Соседи поворчали немного и вернулись к прерванному разговору, не обращая внимания на вновь прибывших и друг на друга.

— Вчера за грибами ходил,— сказал сосед справа от Секретаря. — Нашел всего десять штук. А после меня по тем же местам еврей пошел. Так он полсотни выкопал. Умеют устраиваться, гады! Не пойму, почему власти удерживают их тут? Будь моя воля, выгнал бы всех до одного.

— Что ты мне бубнишь все про этот Запад,— сказал сосед слева от Автора.— Я ведь там бывал. И не раз. Такое же дерьмо, как у нас, только совсем по-другому. Захотел ты, к примеру, по нашему русскому обычаю посрать. Ищи монету! Пока не сунешь в дырочку полсотни пфеннигов или сантимов, унитаз не откроется. Сел — старайся выложиться в тридцать секунд. Не успел — суй новую монету. Нет монеты — получай удар под задницу и доделывай в штаны. Вот как живут, сволочи. Власть чистогана, ничего не поделаешь!

— Их выпустят,— сказал собеседник соседа справа,— а мы останемся тут жить в нашем дерьме?! Нет, брат, их не на Запад, а на Восток надо. В Сибирь! Сталина бы сейчас сюда! Он бы в два дня все обделал. А наши нынешние мудаки церемонятся. Хотя что от них ожидать?! Они же сами сплошь евреи!..

— У меня зять недавно ездил на Запад,— сказал собеседник слева.— Его особенно поразили помойки. Говорит, что помойки там чище, чем наши кухни. Но малокалорийные. Парадоксально? Мы едим всякое дерьмо, а помойки наши самые калорийные в мире. Почему? Да потому, что то, что мы едим, несъедобно. И половину приходится выкидывать. На Западе еды навалом, а в помойках даже тараканам поживиться нечем. Почему? Да потому, что пища доброкачественная.

— У нас еще терпимо,— сказал Секретарь.— в Африке еще хуже.

— Чушь,— сказал сосед слева.— В Африке отбросы поедают львы и орлы. А у нас даже львов и орлов нету.