Александр Зиновьев - В преддверии рая

Я проходил мимо лектория общества «Знание», увидел афишу с красными буквами «Человек и общество» и зашел туда послушать. Народу в зале было довольно много. Вот идиоты, подумал я. Но тут же спохватился: а ты сам? Лекцию читала седая пожилая женщина. Читала со страстью, хорошо поставленным голосом. Хотя она говорила обычную барабанную чушь, ее слушали. Только сидевший рядом со мной мужчина ворчал что-то. Когда лекторша стала обосновывать тезис о состоянии одиночества как о характерном явлении буржуазного общества, совершенно не свойственном нашему обществу, сосед выругался и предложил покинуть зал. И охота тебе слушать эту галиматью, сказал он, когда мы вышли на улицу. А вы же сами слушали, сказал я. У меня с этой гадиной свои счеты, сказал он. Знаешь, сколько людей эта тварь в свое время угробила? Я по ее милости тоже кое-что хватил. Пустячок. Пятнадцать лет! А теперь она крупный теоретик по проблемам воспитания нового человека. Перед молодежью часто выступает. И представь себе, имеет успех. Но она действительно здорово говорит, сказал я. Смотря с какой точки зрения, сказал он. Считается, что наши вожди были великими ораторами, А начни копать сейчас смысл их речей, в ужас придешь. Возьми хотя бы эту тему одиночества. Вроде бы правильно все говорила. Действительно, на Западе часто бывает так, что обществу безразличны переживания и судьба индивида, а у нас коллектив ни за что не оставит без внимания своих отдельных членов. А что это означает на деле? Там одиночество есть крайне /отрицательное/ проявление и следствие позитивной правовой и моральной защиты личности от власти и от общества. А у нас отсутствие такового есть проявление и следствие неограниченной власти коллектива над личностью, т.е. чего-то негативного. И кроме того, состояние одиночества и у нас бывает. Да еще какое! Поживешь — сам почувствуешь. Только у нас оно имеет совсем иной смысл: это страшное наказание индивида коллективом за стремление обрести личную независимость и отстоять свое человеческое достоинство. Там — безразличие, у нас — активное изолирование. Там это исходит от тебя самого, здесь — от них, твоих коллег и сослуживцев. Наше одиночество куда пострашнее. А почему вы не отомстите этой женщине, спросил я. Как, спросил он в свою очередь. Разоблачить? А перед кем? Кто она такая, всем известно. Она часто ездит на Запад. Ее там принимают. Думаешь, не знают, кто она? Мы не раз сообщали об этом. Всем плевать на прошлые жертвы. Я бы на вашем месте убил ее, сказал я. Конечно, сказал он, таких убивать надо. Но — в свое время. Раньше я был готов на это, но не имел возможности. Теперь поздно. Самое страшное наказание таким — чтобы они видели, что их время прошло. Но, увы, их время снова возвращается. Да оно и не уходило. Хотите, сказал я, я ее кирпичом по башке стукну из-за угла? Не стоит, сказал он. Пропадешь ни за что. Потом... Понимаешь, я тогда признал вину, покаялся. Просил помиловать. Обещал... В общем сам понимаешь. Ну, пока!

И он ушел. Я не спросил его имя и адрес. А жаль. Потом я как в бреду ходил по улицам и думал, думал, думал...

Начну с главного — с работы. Я лично работу свою люблю. И на работу ходить люблю. Работа у меня не пыльная. Как говорится, не бей лежачего. В чем она состоит? Это не имеет значения. Не все ли равно, чертежи или бумажки, железки или стекляшки. Главное — не хлопотно, не тяжко. И люди. Есть с кем поболтать, покурить и иногда выпить. И женщины попадаются ничего... В общем, вполне можно от домашних дрязг отвлечься. И на совещаниях, заседаниях, собраниях не так уж скучно. Все какая-то жизнь. Умеючи и тут время провести неплохо можно. Главное — не лезь на вид. Не вмешивайся и не мешайся. Устройся где-нибудь в сторонке. Книжечку почитывай. С соседом в «балду» сыграть можешь. Или в «морской бой». В крайнем случае, спи себе потихоньку. И помни: не вмешивайся и не суйся. А годы идут себе и идут. Не успеешь оглянуться — пенсия. Не разгуляешься, конечно. Но и с голоду не помрешь. И на зарплату мою безбедно прожить можно, что бы там ни говорили. Машина мне ни к чему. И дачу не нужно. И за границу я не собираюсь. А так... Премии бывают. Путевки в дом отдыха со скидкой. Командировки опять же. Люблю в командировки ездить. Зарплата идет. Командировочные платят. Приключения случаются. Выпить можно спокойно со вкусом. Чего еще нужно? Не понимаю я этих... как их?..

Религиозное состояние, говорил Проповедник, в исходном пункте есть осознанное страдание и сострадание. Страдание есть предвидение или предчувствие боли, переживание ее, память о ней, воображение ее, страх ее. Смерть есть самая страшная и сильная боль. Страдать может только индивид, но не вид и не род. Страдают отдельные люди, а не группы людей, не народ, не человечество. Когда говорят о страданиях групп людей, совершают подмену понятий. Сострадание есть страдание от того, что страдает другой. Это чисто человеческое свойство. Так что состояние религиозности есть чисто человеческая способность. У животных нет религии. Утрата способности к религиозности есть возврат человека к животному, а не прогресс. Конец Бога есть конец Человека. Антирелигиозное общество есть квазичеловеческое общество, а не вершина истории. Это — деградация. И никакие космические полеты не компенсируют ее.

Когда Ученик вошел в кабинет Бородатого, там уже шел оживленный разговор. Сплошная демагогия все это, сказал молодой человек в очках. Одной демагогией тут ничего не объяснишь, сказал лысый молодой человек. Выбросить этот идеологический хлам, всем легче будет, сказал Очкарик. Не выйдет, сказал Лысый. Люди не властны отказаться от своей идеологии. А если выйдет, новый хлам появится.

Ученик с удивлением слушал, что говорили эти люди. Они заметили его удивление и рассмеялись. У вас вид как у студента первого курса, попавшего раз на лекцию по сексологии, сказал Лысый. Не обращайте внимания, это ничего не значащий треп. Сегодня к нам доставили одного доцента по научному коммунизму. Он до того переусердствовал, что даже его коллеги, такие же идиоты, не выдержали.