Имре Шаркади - Избранное

Насмешливо скривив рот, Тибор за его спиной подмигивал мне, паясничал, как всегда, когда кто-нибудь при нем пускался рассуждать на серьезную тему.

Я наблюдала за Бенце. В нем было что-то внушительное, бородатое лицо напоминало Толстого; он говорил не спеша, закругленными фразами, веско, основательно и мог ненадолго увлечь непритязательных слушателей.

— У древних греков, — объяснял Бенце, — скульптура являлась частью архитектуры, все статуи входили в архитектурный ансамбль здания или города. Скульптура наравне со зданиями создавала облик города. Теперь, конечно, бессмысленно развивать эту тенденцию, ведь статуя по соседству с современным многоэтажным домом способна произвести лишь комическое впечатление. Зато сады, парки, водные пространства, вообще все, что связано с природой, а также интерьеры зданий предполагают скульптуру. Следовательно, статуи нужно вынести из города или внести в здания…

Тут я рассмеялась и пошла помочь Аннушке: взять у нее черный кофе и что-нибудь на ужин. Она уже хлопотала на кухне и была довольно сердита: видно, ей пришлось прогнать своего жениха.

Когда я вернулась к гостям, Тибор, покопавшись среди пластинок, поставил танцевальную музыку и тут же пригласил меня. Мы пошли танцевать в другую комнату. Я спросила и его, впрочем без особого интереса, как все они встретились.

— А бог его знает! Разве это так важно? Я играл при Элле роль рыцаря. Вдруг нагрянули Бенце и Енё с женой. Дальнейшее вам нетрудно себе представить, не так ли?

— Что именно должна я представить?

— Не знаю. А я человек ехидный! Я представляю себе так: Элла жаждала этой встречи, да и остальные не возражали, хотя теперь чувствуют себя не совсем в своей тарелке, потому что вы оказались дома. Все, кроме меня, я же только сейчас начинаю наслаждаться жизнью.

— Ни слова не понимаю.

— Видите ли, находясь при Элле, я служу веским доказательством того, что она неравнодушна к мужчинам… Но следует заметить, я играю при ней роль декорации только для общества… Чрезвычайно забавно, что женщины, считая меня игрушкой в руках Эллы, испытывают ко мне жалость, а вам ведь известно, как облегчает участь мужчины жалость женщин.

— Я поняла только, что теперь вы будете перемывать всем косточки, а это уже кое-что.

— Ну, а последнее увлечение Эллы — это Аги, которой она обещала достать роль в фильме. А та гусыня всему верит. Бенце же вообразил, что молодая докторша без ума от его бороды, ведь он обожает, когда его окружают обожанием, и прикидывается этаким унылым старичком. Бенце еще не скрывает своего возраста — пока что он в расцвете сил, — но уже любит, забегая вперед, разыгрывать из себя старика, как мальчишка — взрослого. Увы, ему придется обождать еще лет пятнадцать — двадцать, лишь тогда он заслужит эпитет «старого мастера». А вам я не завидую: через пятнадцать лет вы будете играть роль пусть еще привлекательной, но уже сорокапятилетней супруги старого мастера.

— Ну, ладно, ладно. Надеюсь, вы станете моим утешителем не раньше, чем через пятнадцать лет.

— Откуда вы взяли, что я собираюсь стать вашим утешителем?

— Вы, Тибор, очень похожи на маленького Морица из анекдотов. А он-только о том и помышляет.

Усмехнувшись, Тибор пожал плечами.

— Ну что ж? Я не особенно это скрываю.

Часов в десять явилось еще человек пять. Элла и Аги созвонились с теми, кто случайно пришел им на память, и уговорили их прийти посмотреть скульптуру. Бенце был очень польщен: новые посетители, судорожно припомнив несколько терминов, выразили ему свое восхищение; один сравнил статую с произведениями Родена, другой — с греческой скульптурой, третий — бог знает о чем, но все рассыпались в похвалах. Бенце напустил на себя умный, глубокомысленный вид, и я чувствовала, что в душе он упивается, ведь ради таких минут он и жил. А я завидовала ему. Какого бы низкого мнения ни была я последнее время о творениях Бенце, все же он что-то делал, и это «что-то» приходили смотреть люди, особенно те, кто искал новых знакомств и встреч, и во всем, что он делал, был свой смысл и своя цель. К тому же он получал за работу деньги, много денег, и через пятнадцать лет, если ничто не помешает, его и вправду будут величать старым мастером.

Итак, Бенце наслаждался своим успехом. А Тибор, видно от нечего делать, потехи ради довольно настойчиво волочился за мной. Мы с ним танцевали, когда в дверях показался Бенце и поманил меня:

— Тебя, моя дорогая, просят к телефону…

И он тотчас ушел в другую комнату, давая понять, что его ничуть не интересует, кто и зачем звонит мне после десяти вечера.

— Алло.

Это был Пишта. Я почувствовала, что краснею.

— Меня не покидало предчувствие, что сегодня мне еще удастся поговорить с вами, — сказал он. — У меня важное сообщение.

— Ну, какое?

— Я влюблен в вас.

— Спасибо. Очень мило.

В комнате были гости; что в их присутствии могла я сказать Пиште? Он, очевидно, понял это по моему тону, потому что спросил:

— Вы не одна? Вам неудобно говорить? Не беда, слушайте, что я скажу. Ладно?

— Ну, что?

— Я хочу повидаться с вами.

— Что мне ответить на это?

— Больше всего мне хотелось бы услышать от вас «да».

— У нас сейчас гости. Приходите к нам.

Я тут же пожалела, что у меня вырвались эти слова. Какой смысл был приглашать его сюда? Но прежде чем я успела что-нибудь добавить, он возликовал:

— Ах, ни звука больше! Не то вы, чего доброго, заберете свои слова назад. Спешу! Значит, сегодня я еще раз увижу вас. Это как прекрасный сон!

Бенце я бросила мимоходом:

— Звонил один мой знакомый. Я пригласила его к нам. Он приедет.

— Ну, конечно, моя дорогая, — протянул добродушно Бенце. — Он приедет один?

— Да.

Через десять минут я уже не могла найти себе места. Я понятия не имела, откуда звонил Пишта и когда он сможет добраться до нас. Не лучше ли было бы все-таки отговорить его? Я сейчас не в форме, и здесь уйма людей, не очень-то доброжелательных и здорово пьяных. К тому же Бенце позвал их, чтобы торжественно продемонстрировать свою скульптуру… Какое дело мне до всего этого?

Когда в дверь позвонили, я сама пошла открывать. Пишта ворвался в квартиру с шумным волнением, точно гимназист. Глаза у него блестели, лицо раскраснелось от радости.

— Добрый вечер, — сказал он, пожимая мне руку, и тут я вспомнила, что мы целовались с ним совсем недавно, сегодня, а мне представлялось это чем-то далеким, словно целая неделя прошла. — Я буду чувствовать себя неловко в вашей компании, — продолжал он, — но отказаться от такого соблазна я был просто не в силах.

В холле стояли Бенце и Тибор. Увидев нового гостя, Тибор с торжеством посмотрел на меня, и я сразу поняла: он благодарит меня за то, что я предоставила ему материал для сплетен. Через полчаса все собравшееся здесь общество узнает, что Пишта — мой любовник. Так бывает: распустят сплетню, а потом оказывается, что нет дыма без огня.