Джен Беннет - Вероятно, Алекс

Острый, треугольный предмет, который мой палец выковыривает из щели в углу, примерно с дюйм в длину. Сбоку на нем есть скобка, в которую продето серебряное кольцо.

– Смотри-ка. Мне казалось, я его потерял, – произносит Портер, на время прекращая чувственные поглаживания моей спины. – Эту штуковину достали из моей руки. Настоящий зуб большой белой акулы. Талисман на удачу. Или проклятие… это с какой стороны посмотреть. Я использовал его в качестве брелка, но потом, когда взял другие ключи, снял. Наверное, он скатился вниз с сиденья.

– Какой огромный, – говорю я.

– Какой там, это зуб молодой особи. Большая белая вдвое больше тех, что ты видела в океанариуме. А та, что напала на меня, была, скажем так, подростком.

Я пытаюсь представить этот зуб торчащим из руки Портера и говорю:

– Вспоминать об этом, конечно, ужасно, но зуб сам по себе представляет собой предмет особой гордости того, кто остался в живых. Что-то вроде символа чести.

– Хочешь, я тебе его подарю? – Мне?

– Ну да, повесишь на ключи для скутера. Он вполне впишется в твой «пантерный» стиль, – отвечает он, несколько мгновений молчит и добавляет: – Ты не подумай, в этом нет ничего такого. Я не пытаюсь таким образом показать всем, что ты моя девушка.

Да, если его у меня увидят, то наверняка поймут, что мы встречаемся.

– В самом деле? Ты хочешь сказать, что я твоя девушка?

– Не знаю. А ты как считаешь? – Он кладет акулий зуб на свою ладонь, немного колеблется, но потом все же смыкает на нем пальцы. – Но если таковой себя считаешь, то сначала кое-что мне пообещай.

– Что именно?

– Ты немного передо мной приоткрылась. – Он бросает взгляд на мою спину. – Я понимаю, почему ты до сегодняшнего дня не говорила мне, что тебя ранили из пистолета, но впредь такого быть не должно. У меня уже была девушка, таившая от меня секреты, и я несколько недель как последний дурак пребывал в полном неведении, пока она за моей спиной крутила любовь с Дэйви.

– Фу! Во-первых, по сравнению с ней мой вкус будет получше, а во-вторых, я никогда с тобой так не поступлю.

– Верю, – целует он меня в ушко.

– Если уж мы заговорили о Хлое, то… Ты и Дэйви занимались с ней сексом в одно и то же время?

– Ты хочешь сказать вместе? – потрясенно спрашивает он.

Мои губы расплываются в улыбке.

– Какой же ты глупый.

– Нет, я с Хлоей тогда не спал, – обескураженно отвечает он. – И чем-то заразиться от нее не мог, если ты именно это имеешь в виду.

Вообще-то да.

– Да и потом мы пользовались презервативами. Каждый раз.

– Рада это слышать, – тихо отвечаю я.

Еще как рада.

– Но давай вернемся к тебе, – продолжает он, – у тебя есть гнусная привычка держать все в себе. Не думай, я не предлагаю тебе превратиться в Грейс, ты нравишься мне такой, как есть. Но чтобы между нами все было в порядке, ты должна все рассказывать и верить мне…

– Я тебе и так верю.

Эй, мы разве только что не занимались сексом?

– …а я тебе, – доводит он свою мысль до логического завершения.

Я пытаюсь с ним спорить, но при этом недоумеваю, что он вообще об этом заговорил.

Он упирается в мою щеку подбородком, вынуждая посмотреть на него, и тихо произносит у самых моих губ:

– Выслушай меня, хорошо? Что между нами происходит? Лучшее, что когда-либо было в моей жизни. И я не хочу, чтобы это заканчивалось. Иногда ты кажешься мне мимолетным видением, будто туман над океаном: мне вдруг представляется, что ты, явившись сюда в начале лета, в один прекрасный день уедешь обратно к матери и солнце для меня закатится раз и навсегда. Это меня жутко пугает. И о себе я все рассказываю только в надежде на то, что с грузом сведений обо мне тебе меньше захочется куда-то бежать.

У меня сжимается сердце. Я прижимаюсь к нему бровью:

– Ловкач-Пройдоха.

– Что?

– Это я. По крайней мере, была им раньше.

В мои мысли закрадываются воспоминания о том дне на пляже, когда я так обидела Грейс. Нет, мне обязательно нужно стать лучше.

– Я стараюсь, Портер. В самом деле стараюсь, верь мне.

– Это все, о чем я тебя прошу. – Он отстраняется, смотрит на меня, слегка улыбается, разжимает пальцы и опять показывает акулий зуб: – Ну так как… возьмешь его? Но имей в виду, это может породить слухи.

Я с ухмылкой хватаю его и говорю:

– А может, все скажут, что ты безраздельно принадлежишь мне?

– Я все это время безраздельно принадлежал тебе, Бейли. Просто ждал, когда ты примешь решение.

Вечером, когда Портер отвозит меня домой, я слишком блаженствую, чтобы терпеть рядом чье-то присутствие, и в первую очередь папино. Поэтому надеваю леопардовый шарф и очки, сажусь на Крошку и отправляюсь прокатиться по окрестностям.

А когда въезжаю на холм в конце улицы, отпускаю руль, вздымаю вверх руки и кричу секвойям:

– Я люблю!

Папа явно не повар, но скрывающийся в его душе бухгалтер вполне способен следовать кулинарному рецепту, как никто другой. Тем не менее на пару с ним мы все же умудрились напрочь испортить курицу, которая после двух часов жарки так и осталась сырой. И только потом поняли, что у нас что-то не то с духовкой. Курицу выбросили, отдав ей последние почести над мусорным ведром – упокойся с миром, – потом позвонили и заказали на дом пиццу. И хотя нас самих постигшая неудача расстроила, наши гости – Ванда, Грейс и Портер – против этого не возражали.

После свидания на нудистском пляже прошла неделя, я впервые пригласила Портера к себе и поэтому здорово нервничаю, хотя и не могу толком сказать почему. Может, всему причиной то, что сама я была у него в гостях несколько раз, дома у них очень уютно, и мне страшно, что у нас окажется далеко не так хорошо. Он уже как-то отпустил шуточку по поводу близкого знакомства папы с полицейским, поэтому надо держать уши востро. Хотя сама я и не воспринимаю Ванду таким уж грозным авторитетом, чувства Портера в этом плане вполне объяснимы. Но мне все равно хочется встать на ее защиту, сделать так, чтобы они с папой ему понравились, и от этого пребываю в состоянии стресса.

Но когда привозят пиццу и Портер бегло просматривает папину коллекцию дисков, все вроде бы идет на лад. Оказывается, им одинаково нравятся научно-фантастические фильмы.

Парень даже не догадывается, сколь огромную ошибку только что совершил, ведь отец приходит в совершеннейшее возбуждение и заводит с ним ученый разговор: «Ты смотрел вот эту жемчужину о космических пиратах, снятую в 1977 году? Что скажешь о забытом шедевре 1982 года, который хранится у меня вот здесь?» Если они возьмутся обсуждать «Звездные войны», мне придется вмешаться и прекратить этот балаган.