Александра Полстон - Санта–Барбара II. Книга 1

Он невыносимого страха сердце у меня ужасно дрожало, и я почувствовал, как начинаю задыхаться. Это тесное замкнутое пространство словно сжималось вокруг меня, но, чтобы не быть раздавленным, я уперся руками и ногами в стенки лифта, а они сближались все быстрее и быстрее.

Я чувствовал, как начинаю задыхаться, мне становилось все хуже и хуже и — я проснулся. Было еще совсем рано, но я уже не мог заснуть. Во мне поселилось множество чудовищ — много каких‑то призраков вертелось среди окрестных холмов. Они не давали мне покоя. Да самое забавное в моих снах то, что они всегда кончаются плохо для всех кроме меня. Вдруг он встрепенулся:

— Мэри, родная, ты плачешь? О, не следует этого делать, не надо. Не пугайся, тебя никто не увидит. Но лучше было бы, если бы ты успокоилась. Возьми себя в руки. Возьми себя в руки, милая. Так нельзя, так просто нельзя. Мы не можем себе этого позволить. Мы должны держаться. Ну вот. Вот и хорошо. Ты у меня умница. Ты просто молодчина. Нам ведь нельзя сдаваться, мы должны по другому смотреть на это. Надо радоваться тому, что мы имеем, а не жалеть о том, чего у нас нет. Тому, кто счастлив, конечно, приятно хотеть еще чего‑то, но ведь хорошие времена выпадают так редко. Ни у кого нет права на счастье. Думать, что ты его достоин, значит обречь себя на несчастье. Помни, Мэри, дорогая — ничто не бывает напрасно, у всего есть смысл. Даже если он и непонятен нам на вид. Мы должны быть благодарны Богу не только за те крохи милосердия, которыми он нас наградил, но и за саму нашу жизнь.

Он сделал несколько движений руками, словно успокаивая, незримо находящегося рядом с ним призрака, затем упал на бок и лежал еле дыша, обессиленный, с одной только надеждой, что ему удастся найти свой путь в этом мире, так обманчиво похожий на прежний знакомый мир.

Однако в этом мире Мейсон теперь должен был жить один. То что раньше ему казалось далеким и неведомым, теперь, с уходом Мэри обрело черты настоящего и никто не мог помочь ему справиться с мыслями, снами и предчувствиями. Нормальная, пусть даже нелегкая жизнь была теперь так далеко, словно с тех пор прошли годы. Все переменилось в одночасье и, словно тяжелым тучи повисли над его головой. Мейсон был уверен в том, что в этом мире нет справедливости, а потому он должен устанавливать ее сам. Однако его попытки самостоятельно совершить акт правосудия провалились. Наступило время мучительного прозрения и осознания своего места в этом мире.

Уединившись в дальнем углу в своей заваленной гигантскими декорациями и предметами квартире вместе с Кортни, Перл был вынужден отвлечься, когда к нему подбежал Оуэн Мур.

— Мистер президент, — прошамкал он, — …то есть …Леонард. Мы с друзьями хотели бы немного потанцевать. Нельзя ли включить какую‑нибудь музыку?

— Разумеется. Подождите одну минуту. Он сбегал за небольшой переносной магнитолой, которая стояла на одном из шкафов.

— Вот, я, разумеется, не стану развлекать вас записями оркестра морской пехоты, который всегда обслуживает президента. Думаю, что на этот раз можем обойтись чем‑нибудь попроще, вроде Фрэнка Синатры и Майкла Джексона.

Подбежавшая к нему Элис с радостью захлопала в ладоши:

— Я люблю Майкла Джексона! Давайте будем танцевать «Лунный танец».

— Ты имеешь в виду «Лунную походку», — уточнил Перл.

— Да, да, конечно.

— Идет.

Перл вставил кассету и пациенты психбольницы стали весело прыгать под звуки ритмичной музыки Майкла Джексона. Перл на минуту покинул Кортни и подошел к Келли, которая одиноко стояла в углу. На лике ее была написана такая мука, такое страдание, что Перл не выдержал и участливо спросил:

— Келли, с тобой все в порядке?

Она тут же замотала головой:

— Не беспокойся. Перл, я хорошо себя чувствую. Мне просто стало немного грустно одной.

Перл наклонился и заглянул ей в глаза:

— А почему ты грустишь?

Она вдруг опустила голову, кусая губы.

— Ну, что такое? Не надо печалиться. Посмотри, как веселятся наши спутники. Может быть ты тоже потанцуешь вместе с ними.

Келли пожала плечами:

— Я не знаю… Я забыла как это делается. Перл рассмеялся:

— О, это очень просто. Нужно только двигаться в такт музыке и не забывать, что от этого люди получают наслаждение.

Келли грустно улыбнулась:

— Ты знаешь, Перл, в нашей клинике мне почти никогда не бывает весело. Вернее… Никогда не бывало раньше, до тех пор пока не появился ты.

Перл удовлетворенно рассмеялся

— Да, по–моему, я немножко расшевелил это сонное царство. Без меня бы доктор Роулингс сделал бы изо всех пациентов бессловесных роботов, которые подчиняются одной его команде.

Келли вскинула голову:

— Но ведь доктор Роулингс говорит, что пациенты должны во всем, обязательно, повиноваться врачу, иначе не получится полного выздоровления.

Перл пожал плечами:

— Ну и что? Ты чувствуешь какое‑нибудь улучшение своего состояния с тех пор, как доктор Роулингс стал применять свои методы лечения к тебе.

Келли на мгновение задумалась.

— Да… — с сомнением произнесла она. — Наверно мне уже лучше. Когда я попала в клинику доктора Роулингса, я вообще ничего не помнила. Я видела вокруг себя только незнакомые лица и даже мои родители были для меня какими‑то чужими. Ну, знаешь, как воспитатели. Мне казалось, что я прожила с ними какое‑то время, но это время давно прошло.

— А теперь?

— А теперь я уже вспомнила почти всех, кого когда‑то раньше. В этом мне помог доктор Роулингс. Он говорит, что только ого методы позволяют вылечить людей и сделать их нормальными.

— А ты что, считаешь себя ненормальной?

— Наверное, — пожала плечами Келли. — Доктор Роулингс говорят, что я больная и мне требуется продолжительный курс лечения, чтобы вернуться к тому состоянию, которое было прежде.

Поря махнул рукой:

— Да брось ты, Келли, все это ерунда. Доктор Роулингс сам точно такой же больной, как все, кто находиться у наго в клинике. Точнее говоря, многие из его пациентов значительно нормальнее я здоровее, чем сам.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила она недоуменно.

Перл рассмеялся:

— Зияешь, по этому поводу я даже сочинил рассказ. Келли крайне изумилась:

— А ты пишешь рассказы?

— В этой больнице от тоски и скуки не только рассказы, но и романы начнешь писать. Что же еще здесь делать целыми днями, если доктор Роулингс не позволяет ходить по коридорам, покидать свою комнату после отбоя, и просто веселиться. Остается только — собственные мысли, с которыми ты всегда находишься наедине. Подумай сама, Келли, ведь это же невозможно сидеть целыми днями взаперти, в этой палате, словно в клетке, пытаться вытянуть Оуэна на разговор или, иногда, через окошко заигрывать с медсестрами.