Александра Полстон - Санта–Барбара II. Книга 3

Шейла блаженно потянулась и перевернулась на другой бок. Теперь Дэвид мог хорошо рассмотреть ее лицо.

«Днем она никогда не бывает такой счастливой, — подумал мужчина, — может быть, из‑за меня? Ведь у каждого в жизни была любовь, про которую ему хочется вспоминать. Наверное, в жизни Шейлы был мужчина, которого она вспоминает до сих пор. Конечно, она будет уверять, что любит меня, и я тоже начну ей клясться в этом. Но ведь и я сам храню в своей душе тайну, в которой никогда не признаюсь».

Дэвид напрягся, он даже испугался собственных мыслей. Перед его внутренним взором возникла Мадлен. Ее глаза насмешливо горели и словно бы прожигали Дэвида своим взглядом.

«Боже, что я наделал? — подумал Дэвид. — Ведь ничто в мире не стоит человеческой жизни — ни деньги, ни слава, ни успех».

Он вспомнил судебный процесс, вспомнил угрызения совести, вспомнил Джулию Уэйнрайт. Ведь и с ней у него была близость.

«Сколько же всего я натворил? — подумал Дэвид. — Даже ужасно вспомнить. Неужели, все это я? Неужели Шейла может любить меня такого? Ведь она, если и не знает, то догадывается о многом, и сама меня ни о чем не спрашивает. А я молчу. Может быть, лучше все выложить ей разом? Признаться во всех своих грехах? Но останется ли тогда любовь? Нет, я не могу этого сделать, потому что слишком люблю самого себя. Если мир узнает, какой я мерзавец, если я сам расскажу об этом, то все содрогнутся. Ведь я завидую Самуэлю Лагранжу, завидовал СиСи, завидовал Гранту — и не их деньгам, а именно их жизни. Нельзя сказать, что они порядочные и честные люди, но все‑таки они не преступают какой‑то невидимой грани, которая отделяет преступление от плохого поступка. Они находят в себе силы удержаться в обществе, а я не сумел этого сделать. Отсюда и наше с Шейлой бегство, наше затворничество в Санта–Монике».

Дэвид осторожно поднялся с кровати и подошел к окну. За стеклом сиял огнями Лас–Вегас.

«Моя жизнь — это как огни рекламы, полной обмана, лишь видимость существования. Я делаю вид, что люблю архитектуру, а ведь она мне ненавистна. Пусть я хорошо разбираюсь в ней, но в глубине души я презираю себя за это занятие. Ведь я прекрасно понимаю, что мне нужно на самом деле».

Дэвид Лоран потянулся, оперся ладонями о прохладное стекло и приник к нему горячим лбом.

«Боже, ведь я люблю совершенно другую жизнь. Я создан для того, чтобы жить вот в таких шикарных апартаментах, носить самые лучшие костюмы от самых дорогих мастеров. Я создан для того, чтобы у меня всегда были деньги, для того, чтобы меня всегда окружало внимание, чтобы вокруг меня вились женщины, чтобы они добивались меня, а не я их. И вообще, к черту, к черту все это! Я создан для другого мира, я не должен заниматься этими чертежами, проектами! Ведь это полная чушь, ерунда. Я должен кататься на яхтах, переезжать из одного государства в другое, пересекать границы, веселиться, радоваться жизни. Обо мне должны писать газеты, журналы, фотографы должны снимать меня, журналисты должны брать у меня интервью. И я уже почти был близок к этой жизни. Но боже, как давно это было! Это было еще там, в Санта–Барбаре, даже до нее. А потом все это пошло прахом. Мадлен, ее измены… — дальше Дэвид Лоран запретил себе вспоминать.

Он прошелся по комнате, абсолютно не обращая внимания на спящую Шейлу.

Та проснулась от звука его шагов и недоуменно посмотрела на мужа.

— Что с тобой?

Тот вздрогнул.

— Почему ты не спишь, Шейла?

— В чем дело? Что‑нибудь случилось?

— Да так, просто не спится.

— Может, тебе дать снотворного? — жена уже потянулась к тумбочке, чтобы достать таблетки.

— Нет, нет, — резко отказался от предложения Дэвид, — я справлюсь с бессонницей сам.

— Ну, что ж, как знаешь, но только, если ты ходишь по номеру, я не могу уснуть.

— Хорошо, я выйду в другую комнату.

— Но я хочу, чтобы ты был рядом со мной, я хочу ощущать тепло твоего тела.

— Постарайся уснуть. — Дэвид, устыдившись сам своих мыслей, присел рядом с женой и положил ей руку на плечо.

Шейла затихла и попыталась уснуть. Дэвид пристально всматривался в ее лицо. Он видел, как подрагивают ее ресницы, и понимал, что женщина еще не спит, но старается сделать вид, будто уснула.

Наконец, ее дыхание стало ровным, и Дэвид снял руку с ее плеча.

«Спит, — подумал он, — и я тоже должен уснуть».

Он забрался под одеяло и, подложив под голову руку, стал смотреть в потолок. Там переливались отблески огней рекламы.

Это было похоже на беззвучную музыку. Существовала мелодия, лишенная звуков, но Дэвиду казалось, что он слышит ее в глубине души. Ему казалось, что номер начинает медленно покачиваться в такт этой неслышимой музыки.

Внезапно ему показалось, что в номере возникают какие‑то веревки, на них колышется белье, а на белые простыни падают резко очерченные тени. Он понимал, что это уже начинается сон, но в то же время он видел и настоящий номер, видел отблески рекламы, видел и спящую жену.

«Как странно, — уже проваливаясь в сон, подумал Дэвид, — я никогда не замечал того момента, когда явь переходит в сновидение».

Реальные вещи постепенно таяли в воздухе, уступая свое место миру грез.

Дэвид заснул, но не утратил ясность мысли. Он понимал, что сейчас он видит сон, грезы. Но ведь мечта настолько же реальна, как и действительность. И в принципе, прошлое неотличимо от будущего, ведь то и другое не существует — одно уже было, другое еще будет.

Перед ним проносились цветные геометрические фигуры, квадраты, прямоугольники. Они постепенно приобретали объем, становились кубами, пирамидами. Но постепенно и они рассеялись.

Дэвид увидел себя, стоящим посреди пустой комнаты, а перед ним высилась приоткрытая дверь. Это была странная дверь: Дэвид мог бы дотянуться до дверной ручки, только привстав на цыпочки.

Что он и сделал.

Дверь медленно, с ужасным скрипом отворилась, и перед Дэвидом открылась следующая комната. В ней все было, как и в предыдущей — те же сырые, в пятнах сырости стены, каменный пол. Но возле одной из стен стоял огромный стул, а на нем огромный стакан.

Дэвид медленно шел через эту комнату, но никак не мог приблизиться к этому гигантскому стулу. Тот, казалось, все удаляется и удаляется от него.

Дэвид остановился.

«Интересно, это я уменьшился или увеличились предметы?»

Дэвид вздрогнул от резкого телефонного звонка. Он тут же сел — и сразу все вещи вернулись на свои места. За окном было уже светло, часы показывали десять утра.

Шейла тоже проснулась и немного испуганно смотрела на мужа.

Дэвид со сна даже не сразу смог найти телефонный аппарат.

Наконец, он приложил трубку к уху и услышал спокойный знакомый голос.

— Доброе утро, мистер Лоран. Это вас беспокоит Боб Саймак.